«До конца маршрута осталось двести метров».

Слышу заветные слова навигатора и сглатываю ком в горле. Маленькие короткие вдохи, чтобы хоть как‑то усмирить тревогу и боль, но они накатывают новой лавиной.

Одно дело думать про болезнь, читать о ней, жертвовать деньги на лекарства и исследования. Другое — столкнуться с ней лицом к лицу. Быть сильным для того человека, кому нельзя дать сгореть. Да только не всегда ведь бывает так, как хотим мы. И именно это самое страшное. Такое жестокое осознание собственной беспомощности перед лицом судьбы.

Мотаю головой, останавливаясь у нужного подъезда. Мне нельзя думать о плохом, нельзя дать страху прорасти во мне. Нужно быть опорой, а не грузом. Но внутри всё дрожит, словно натянутая струна, готовая лопнуть от малейшего прикосновения.

Парковочных мест почти и нет, но я пытаюсь протиснуться в угол, пусть и криво. А когда останавливаюсь напротив домофона, вновь смотрю на бумажку, которую дала мне Ольга.

И хоть я слышала, что он всё же был с этой женщиной, сейчас во мне воет человеческое по отношению к этому мужчине. Сейчас я не знаю полной правды, и независимо от этого, я должна его поддержать.

Набираю нужный номер, а пальцы рук трясутся так, что едва попадаю по кнопкам. Сжимаю их, пытаясь спрятать тремор, но это кажется абсолютно невозможным.

— Да, — хриплый голос отвечает на пятый гудок.

— Дима, — я почти шепчу, пытаясь удержать эмоции, которые, словно волны, бьются о скалы.

Они рвутся наружу и обжигают собственное горло. А там за экраном и дверью — тишина.

— Аврош, — звучит будто на выдохе.

Словно он всё уже понял. Прямо на расстоянии. А в следующую секунду молча пиликает звук открытия замка.

Не удерживаю всхлип, хватаюсь за ручку и захожу.

Лифт.

Смотрю на своё отражение в зеркальной стене: глаза красные, лицо в разводах от слёз. Тру щёки, пытаюсь нацепить на лицо улыбку, но она получается жалкой и дрожащей.

Выйдя, замечаю приоткрытую дверь на лестничной площадке. Тихо вхожу, и меня встречает громкая тишина, и мужчина. Такой домашний в обычном спортивном костюме, позабытый образ из прошлого:

Смотрю в его глаза, которые смотрят на меня с теплотой и улыбкой. И в этой улыбке — ни упрёка, ни обиды, только тихая нежность. Не выдерживаю и бросаюсь к нему. Жмусь всем телом, оставляя мокрые следы на его одежде.

Его руки, всегда крепкие, легонько ложатся на мою спину и аккуратно обнимают. В этом объятии всё: невысказанные извинения, страх, любовь, боль и отчаянная надежда.

— Дима, ну почему… — вырывается у меня, и голос ломается, утопая в рыданиях.

Глава 25. Аврора

— Мне так хочется тебя ненавидеть, — легонько бью его кулаками по груди, — а не получается. У меня словно всё рухнуло внутри. Все образы в голове, как ты с другой, как тебе с ней хорошо… Всё оно размылось, потому что тебе было плохо, Дима. Ну почему ты решил всё за нас? Это так нечестно.

Он аккуратно отодвигает меня от себя, крепко удерживая за плечи. Заглядывает в глаза.

— Именно поэтому, — его большой палец собирает влагу с моих щёк, — именно потому, что я не хотел видеть, как ты каждый день прощаешься со мной. Твою ненависть было куда легче вынести, чем то, что ты рядом, но в любой момент я уйду, оставив тебя одну.

— Ты и так ушел! Ты и так оставил меня одну!

— Это разное, Аврош.

— Нет, Дима… Я же обещала тебе, что и в горе, и в радости. И я никогда не отказывалась от своих слов. Мне… Понимаешь, мне было неважно, в каком ты состоянии, главное, чтобы ты был рядом. Я ведь никого никогда в жизни так не любила, как тебя. И ты меня любил! Я знаю это.

— Я и сейчас тебя очень люблю, — аккуратно усмехается, приподнимая уголки губ, — мне тоже тяжело давалось решение уйти. Поставить точку.

— Я не уйду, — резко парирую, — я не дам тебе меня прогнать. Называй дурой, кем хочешь, Дима. Но пока мы не поставим тебя на ноги, я не сдвинусь с этой точки и буду стоять тут до победного.

Он молчит, отпускает мои плечи и отходит.

Думает о чём-то своём, и я замечаю, как мимолётно его лицо меняет выражение.

— А я без тебя и не справляюсь, — вдруг резко с выдохом признаётся, — думал, что если не буду видеть твоих слёз, то будет проще. Но было очень тяжело. Я миллионы раз порывался позвонить тебе, сказать, что нуждаюсь в тебе… что тоже могу быть хоть чуточку слабым. Но всё время останавливал себя. А потом та встреча в ресторане. Знаешь, в тот день я узнал про метастазы. И думал о том, что хочу с тобой в последний раз увидеться, чтобы попрощаться уже навсегда.

— Нет! — закрываю уши руками, мотая головой из стороны в сторону, — не говори так! Нет!

А он всё равно продолжает говорить, кроша моё сердце в труху.

— И я тогда загадал желание тебя увидеть хотя бы мимоходом. На пару секунд. Ты сама пришла в тот ресторан, а я ухватился за эту встречу, как за тот самый знак. Потом авария… Она тоже была случайной, Аврош. Словно нас всё время друг к другу подталкивали. Я бы очень хотел последние свои дни или месяцы провести рядом с тобой.

Его слова просто оставляют дыры во мне. Я больше не могу это слушать.

Подлетаю к нему, действуя в состоянии аффекта.

Хватаюсь руками за его футболку, сминаю ткань в руках. Бросаюсь на него с поцелуем, словно я пятнадцатилетняя девчонка без тормозов.

Целую губы, которые любила целовать, и понимаю, что не было между нами никакого разрыва на самом деле. Всё также слишком остро, слишком горячо, слишком… с ним.

Так было всегда.

Я хаотично срываю с себя одежду, снимаю его футболку, отрываясь лишь на секунду.

Дима больше ничего не говорит, поднимает меня на руки и несёт в спальню.

Руки плавят моё тело, его губы заставляют меня стонать. Я слишком сильно любила этого мужчину.

И, видимо, люблю до сих пор. Не удалось себя убедить, обмануть. Всё оказалось сложнее.

И ненавидеть его не хочу. Потому что не за что.

Да, он не должен был решать за нас двоих, но он всегда был таким. Он всю жизнь всё делал для меня. Всегда я была его центром.

И болезнь заставила поменяться ролями. Теперь он — это мой центр.

Пускай он говорит, что хочет, я приложу максимум усилий, чтобы этот мужчина встал на ноги и снова был здоровым.

Резкий толчок, и по телу пробегает разряд тока. Нам не нужно слишком много времени, чтобы уйти в эйфорию. Мы слишком соскучились друг по другу.

— С этой минуты, — выдыхаю ему в губы, когда он совершает последние толчки, — ты больше ничего от меня не скрываешь. Мы говорим друг с другом честно и открыто, Дима. Никаких тайн.

— Хорошо, малыш, — нас топит сладкая нега, — тогда обсудим этого уебка, с которым ты встречаешься.

Глава 26. Аврора

Лежу в объятиях бывшего мужа и пытаюсь не думать ни о чём. Но не выходит.

Рисую узоры на груди, где кудрявятся волоски.

— Ты ведь осознаёшь…

— Аврора, — он прижимает меня крепче, — Мне от одного твоего запаха лучше, правда… Знаю, ты хочешь много всего сказать. Но прошу, не порти мне этот момент. Я так скучал…

Прикрываю глаза, потому что я тоже.

Однако всё равно есть некая чёрствость теперь, по определённым причинам. И мне сложно перебороть себя и говорить об эмоциях. Одно дело в порыве страсти или вот эмоционального всплеска, когда я только узнала о диагнозе. И сейчас эмоции не улеглись, однако, разум во мне, и потому я будто включила энергосберегающий режим.

Мне с ним хорошо. Я могу это признать. Честно, без оговорок.

А ещё я должна принять, что сейчас наша борьба может быть с плохим концом. А это куда сложнее, чем конец, где я ненавижу его за измену.

— Просто скажи, — поворачиваюсь к нему, укладывая подбородок на его грудь: — Почему ты решил так изощрённо меня спасти?