щеки начинает пощипывать мороз. Легкий ветер, кажется, пронизывает насквозь, добавляя к моей усталости еще и ощущение холода. Как бы мне хотелось просто забраться в теплый плед с чашкой чая и укутаться так, чтобы никакие проблемы не могли меня достать. Чашка горячего чая, плед и полный покой — все, что нужно в этот момент. Но вместо этого я в Москве, на площади, с детьми, которые смотрят на меня, как на их лидера. И я должна вести их дальше, как ни в чем не бывало. Они ждут от меня уверенности, ждут, что я буду той самой взрослой, которая поможет им почувствовать себя в безопасности.
Они останавливаются у киоска с горячим шоколадом, и я, пытаясь догнать их, ускоряюсь. Внутри поднимается легкая паника — не могу же я позволить себе отставать, не сейчас, когда дети смотрят на меня. На бегу я чувствую, как каблук на моих сапогах внезапно ломается, и я теряю равновесие, чуть не падая. Взмахиваю руками, пытаясь удержаться на ногах, и слышу, как дети ахают, но я все-таки устояла. Однако сапог теперь испорчен, а я стою, глядя на этот сломанный каблук, и чувствую, как последняя капля терпения улетучивается. Все, что я держала внутри, прорывается наружу. Я чувствую, как эмоции заполняют меня с головой, и слезы уже невозможно сдержать.
Я приседаю, чтобы поднять каблук, и слезы сами начинают катиться по щекам. Чертов каблук. Как же это все нелепо. Я хотела быть сильной, хотела поставить его на место, хотела показать, что могу все сама, а тут — сломанный каблук, как символ моей беспомощности. Я пытаюсь сдержать рыдания, но это бесполезно — поток не останавливается. Почему все должно быть так сложно? Почему я не могу просто быть счастливой, не думая о нем, о его словах, когда он говорил, что скучал по мне, о его прикосновениях — том нежном, но уверенном жесте, когда он прикасался к моей щеке? Эти моменты, казалось, были такими искренними, такими настоящими, но теперь они причиняют только боль. Мне кажется, что в этот момент рушится не только каблук, но и вся моя иллюзия о том, что я контролирую ситуацию, что я справляюсь.
Дети, которые еще минуту назад веселились, теперь смотрят на меня с обеспокоенностью.
— Мария Сергеевна, это всего лишь каблук, — раздается голос одного из детей, и я поднимаю глаза на их встревоженные лица. Они окружили меня полукругом, смотрят с обеспокоенностью, кто-то протягивает платок. — Не стоит так убиваться из-за него. Мы тебе поможем, все будет хорошо.
Я всхлипываю, и из горла вырывается что-то вроде смеха. Да, всего лишь каблук. И все-таки как же они правы. Это просто каблук, но я чувствую, что он — как символ всей моей неудачи, всей боли, которую я пыталась спрятать. Я улыбаюсь сквозь слезы, принимаю платок и вытираю лицо. Эти дети — они такие искренние, такие чистые. И, похоже, они лучше меня понимают, что на самом деле важно. Их слова возвращают меня к реальности, к тому, что действительно имеет значение. Они такие маленькие, но в их словах столько мудрости, которой мне самой не хватает.
— Спасибо, ребята, — говорю я, стараясь вернуть голосу твердость. — Давайте-ка купим этот горячий шоколад и поскорее вернемся в гостиницу. Я обещаю вам, что завтра будет лучше. Все наладится.
Они улыбаются в ответ, и я понимаю, что, возможно, они и правы. Возможно, завтра действительно будет лучше. Может, мне просто нужно дать себе время. Все когда-нибудь проходит, и эта боль тоже пройдет. Я должна верить в это, хотя бы ради них, ради этих детей, которые так верят в меня. Они — моя опора сейчас, и их вера в лучшее передается и мне, хоть и понемногу.
Мы идем дальше, и холодный воздух все еще пронизывает меня, но на душе становится чуть теплее. Я иду вперед, хромая на одну ногу, и дети окружили меня, будто поддерживая. Я ощущаю их заботу и вдруг понимаю, что, несмотря на все, я не одна. И это — луч надежды, который мне так нужен сейчас. Я понимаю, что в жизни бывают моменты, когда нужно остановиться и позволить себе быть слабой, позволить себе чувствовать боль, чтобы потом найти в себе силы идти дальше.
Мы добираемся до киоска, и я вижу, как дети радостно обсуждают, какие напитки взять. Их голоса смешиваются с шумом площади, и я постепенно начинаю оттаивать от своих переживаний. Они такие непосредственные, такие радостные. Я смотрю на них и думаю, что, возможно, стоит учиться у них — радоваться мелочам, не обращать внимания на мелкие неудачи. Сломанный каблук? Ерунда. Завтра я куплю новые сапоги, и все будет в порядке. Главное — это идти вперед, несмотря на все преграды.
— Давайте-ка горячего шоколада всем! — весело говорю я, и дети с радостью соглашаются. Их радостные лица становятся моим лучом света в этом холодном дне. Они начинают шутить и смеяться, и я чувствую, как настроение постепенно меняется. Пусть сегодня не все было гладко, но ведь у нас есть горячий шоколад и компания детей, и это уже немало.
Когда мы возвращаемся в гостиницу, я ощущаю легкую усталость, но она другая. Она не тянет меня вниз, а скорее напоминает о пройденном пути. Я знаю, что впереди еще много сложностей, но теперь я уверена, что смогу справиться. Дети верят в меня, и, пожалуй, я тоже должна начать верить в себя. Ведь главное — не падать духом, даже когда все идет не так, как планировалось.
Глава 15 Вадим
Больницы я терпеть не могу. С их стерильным запахом, который вьется вокруг, словно напоминание о беспомощности. Еду в родной город с тяжелым чувством в груди — не к бизнес-партнерам, не на важные переговоры, а к отцу, который теперь лежит в больнице. Что-то внутри меня ноет, заставляя чувствовать себя абсолютно уязвимым и отчасти виноватым. Все же, правда всегда находит способ выйти наружу. В голове кружатся сотни мыслей: о том, что упустил, где был не прав, что надо было раньше обратить внимание на его здоровье. Но теперь поздно думать об этом, нужно быть рядом, как бы я не пытался бежать от родного города и от прошлого.
Захожу в больницу, пытаюсь держать лицо, чтобы не показывать свои переживания. Мать сказала, что отец чувствует себя лучше, и это немного успокаивает. Больница, как всегда, заполнена