Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 119

– Убейте! – крикнула она с мольбой.

Ее снова швырнули на топчан. Теперь появились и другие мужчины. Ночь прошла в мучениях.

Утро… камера… день… вечер… шаги конвойного за дверью. Грохот замка:

– Выходи!

Светлана поднялась. «Если все повторится, если я переживу еще одну ночь насилия… тогда завтра я зубами перегрызу себе вены. Здесь негде и не на чем повеситься, но вены я перегрызу, и пусть простит меня Господь, который не пожелал избавить меня от мучений!»

Но ее повели не наверх, а в какой-то кабинет на первом этаже. Велели подписать бумаги о неразглашении тайны:

– Смотри! А то…

Светлана все подписывала молча, безропотно, ничего не понимая, ни на что не надеясь, ничему не веря.

Думала, ее сейчас пристрелят прямо здесь, в кабинете (а почему бы нет? Если насиловать в кабинете было можно, то почему нельзя убить?), но ее вывели во двор, велели сесть в грузовик. Светлана с трудом вскарабкалась в закрытый брезентом кузов, и машина выехала из ворот консульства.

«Везут на расстрел», – подумала равнодушно.

Она сидела, ничего не видя, но знакомые с детства окрестности легко узнавала по поворотам. Вот отъехали от консульства, вот обогнули Собор, начали спускаться в сторону Модягоу. Повернули назад, начали подниматься. Опять круг по площади, опять вниз… Они что, сами не знают, куда ехать?

Грузовик остановился. Брезент поднялся, и в кузов к Светлане забрался один из тех, кто насиловал ее.

Она забилась в угол, но офицер схватил за руку, потащил к опущенному борту, толкнул вниз. Светлана неловко упала, а тот, соскочив и склонившись к ней, угрожающе сказал:

– Пикнешь кому, что было, – прощайся с жизнью.

Через мгновение грузовик уехал.

Какое-то время Светлана еще лежала на дороге, потом поднялась и побрела в сторону Собора, который был неподалеку. Наверное, ее возили туда-сюда, чтобы запутать, но как можно запутать человека в родном городе?

Денег на трамвай, на котором можно доехать до дому, у нее не было, да и час поздний уже, трамваи исчезли с улиц, поэтому Светлана пошла пешком. В обычное время добралась бы за два часа, но шла всю ночь, иногда ложась прямо на траву, чтобы отдохнуть. Когда начало светать, отряхнула пыльник, кое-как прибрала волосы и даже умылась в уличной колонке, чтобы не пристал патруль, чтобы окружающие не приняли за бродяжку, чтобы сразу не напугать тетку…

Значит, я видел ее, когда она возвращалась. И принял за пьяную!

Я поверил Светланиному рассказу сразу. Поверил каждому ее слову. Но мне нужно было подумать, что делать дальше… Скрыться? Увезти ее снова в Дайрен? Отсиживаться дома, надеясь на лучшее?

Я ни слова не сказал матери о том, что случилось со Светланой. Хотел один решить для себя, как мне быть. Но когда я обмолвился, что получил предупреждение, что на приеме готовится что-то недоброе, мать страшно возмутилась. Как я могу, твердила она, подозревать в дурном наших освободителей, освободителей Европы, уничтоживших фашизм, прогнавших из Маньчжурии жестоких «желтомордых макак»? Она чуть не плакала от возмущения.

Я все же решил пойти на прием. И доводы матери меня убедили, и элементарная логика подсказывала: что бы там ни думали мы со Светланой о красных, они не причинят вреда тем, кто пришел на торжественный прием. Ведь это значило бы восстановить против себя весь город! Я также надеялся встретиться и поговорить на приеме с некоторыми людьми, у которых были родственники в провинции. Я всерьез подумывал об отъезде из Харбина вместе со Светланой. Но чтобы устроить побег, нужно было время…

Мы все принарядились, все ожидали чего-то хорошего, когда явились в «Ямато-отель». Нас попросили подняться на второй этаж. Мы толпились в фойе, пока не забеспокоились, что нас никуда не приглашают, ни в зал, ни в какой кабинет. Кое-кто спустился на первый этаж, но из здания никого не выпускали.

«Вот, не послушался Светлану…» – с тоской подумал я. И тут появился молодой офицер, который вежливо сказал, что комендант изменил место проведения приема и просит всех пожаловать в помещение бывшего японского консульства. Поскольку здесь не слишком далеко, уважаемых гостей просят пройти пешком в сопровождении нескольких офицеров.

Меня словно в лицо ударили. Японское консульство! Уважаемых гостей просят самих разойтись по камерам! Может, самим и запереть их за собой?

Я шел обочь колонны хоть и обеспокоенных, но все же не верящих ни во что дурное людей. Рядом со мной шел один из моих знакомых по яхт-клубу, дантист, фамилия его была Веревкин.

– Вячеслав Иванович, – пробормотал я, – плохо дело. В японском консульстве у них в подвале тюрьма. Мы оттуда уже не выйдем. Меня предупреждали, что прием – ловушка, но я не верил… Как будем проходить через вон ту аллею, давайте шмыгнем по сторонам. Часовых у нас нет, офицеры не заметят, они не ждут от нас такой наглости. Я только еще скажу нескольким знакомым, чтобы…

– Провокатор! – вдруг возмущенно заорал Веревкин во все горло. – Гнусный провокатор! Я и не знал, что вы такой негодяй! Господа, он уверяет, что нас ведут в японское консульство, чтобы заключить в тюрьму! Господин… товарищ капитан, идите сюда! Задержите провокатора!

Я не стал ждать, пока «товарищ капитан» спохватится, и рванул в кусты со всех ног. Позже я узнал, что моему примеру последовало еще несколько человек, но, как и я, они успели добежать только до своих домов. Всех нас взяли на месте: мы ведь собирали в дорогу вещи, прощались с семьями, обдумывали, где искать спасение… А нельзя было возвращаться по домам, нельзя было терять ни минуты!

Я бы, наверное, все-таки успел уйти. Я жил довольно близко и даже сначала забежал к Светлане. Она без слов поднялась с постели, оделась и пошла со мной. Она была готова на все, ко всему! Но мать… Она не хотела уходить, она и меня пыталась не пустить, она вырывала из моих рук вещмешок, куда я собирал кое-какие пожитки, проклинала Светлану, которая сбила меня с толку, рыдала… Она была в таком искреннем отчаянии, что, пытаясь ее убедить, я невольно выкрикнул ей, что Светлане можно верить, что она подверглась страшным издевательствам, попав в советскую тюрьму.

Напрасно я так сделал. Мать не поверила, и поток проклятий обрушился на Светлану. Мать возмущалась, обвиняла ее во лжи и коварстве, кричала, что она прикрывает порочащими советских россказнями свои грязные похождения, а ее дурак-сын…

И тут пришел советский патруль и забрал и возмущенную мать, и дурака-сына, и девушку, которая прикрывала свои грязные похождения… Потом я узнал, что в ту ночь было арестовано около пятисот человек. Я думал, что красные поостерегутся восстановить против себя город. Ничуть не бывало! Они просто арестовали всех, кто мог бы возмутиться. От такого удара русский Харбин уже не оправился. Никогда!

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 119