— Я должна принять ванну.

Он повернулся к жене лицом и обнял ее. Она улыбнулась, и в улыбке ее было столько любви и нежности, что к глазам его подступили слезы. Он накрыл ладонями ее груди и даже сквозь ткань почувствовал, как отвердели соски.

— О Господи! — воскликнула она вдруг. — Ведь приехали Питт и леди Хестер! Я совсем о них забыла.

Алекс усмехнулся.

— Питт подождет. Они оба подождут, черт их подери, — добавил пэр Англии.

— Правда? — спросила Лаура с лукавой улыбкой.

— Я ради Питта и так пожертвовал многим. Хватит благотворительности.

Лаура рассмеялась. Алекс более не тратил времени на разговоры — он поспешил превратить смех жены в стоны наслаждения.

И когда для Лауры Эшкотт Блейк Уэстон, возлюбленной супруги графа Кардиффа, матери многочисленного и славного семейства, пришло время оглянуться на прожитую жизнь, она улыбнулась спокойно и безмятежно.

Гобелен ее жизни не был соткан из одних лишь ярких нитей — были в нем проплешины от потерь, но лишь ярче проступал прекрасный узор.

И это произведение искусства создавалось не нитью и иглой, а долгом, мужеством и честью, щедро украшенными смехом и надеждой.