Люцила вернула себе цветущее здоровье, юношескую свежесть, живость, веселость; вся ее грация восстановилась; она даже похорошела: в ее глазах что-то, не знаю, небесное, в голосе ангельское, в наружности что-то божественное.

Пламя ее любви по-прежнему чисто, но теперь Люцила дарует любви то, что позволяет стыдливость. Она не противится более моим нежным ласкам, с готовностью отдается моим нежным желаниям и делит мои восторги.

Если я любовно сжимаю ее в моих объятиях, я чувствую, как ее сердце трепещет от наслаждения; если жму ей нежно руку, ее теплая ручка отвечает нежно моей; если я срываю поцелуй с ее румяных губ, они возвращают мне его.

О, сладостное несопротивление двух, отдающихся друг другу сердец! Чары чувствительных душ! Сегодня только я научился вас познавать. Возле нее, дорогой Панин, самые заветные мои желание, по-видимому, исполняются; мое сердце тает от радости, дни текут, как мгновения и в восторгах моего восхищения я верю, что боги завидуют моей судьбе.

Скоро траурные одежды сменятся праздничными, скоро я соединюсь с Люцилою, чтобы уже более не расставаться; скоро я помещу ее на брачное ложе.

Мое счастье начнется, чтобы кончиться только с жизнью.

Мысль о таком сладостном союзе меня приводить в восторг: все моменты упоительной жизни и все восхищение двух влюбленных сердец представляются моей погруженной в упоение счастьем душе.

Приди, дорогой друг, приди разделить мою радость

Рукопись заканчивается на этом. Последняя страница с пятью последними строками произведения оторвана, вероятно, каким-нибудь сумасбродным собирателем автографов еще в то время, когда рукопись составляла часть библиотеки Эме Мартена. Этот недостаток, впрочем, для читателя не слишком ощутителен, так как развязка романа налицо.

 Примечание французского издателя.

1

Музыкальный инструмент, род лютни