— Всю оставшуюся жизнь ты проведешь со мной, — сказал твердо герцог, — и, мое сокровище, я знаю, что мы будем бесконечно счастливы, даже если мне придется сражаться против такого грозного врага по имени Гордость.

— Я никогда, никогда не буду… гордой, — покорно сказала Милица.

Герцог рассмеялся:

— Уверяю тебя, что этого я не могу ни предотвратить, ни изменить, и я буду чрезвычайно гордиться тобой, моя прекрасная любовь.

— Ты… действительно думаешь, что я… прекрасна?

— Я смогу убедить тебя, что ты чрезвычайно прекрасна, — ответил герцог, — но на это потребуется очень много времени.

— Я согласна, ведь мне так нравится с тобой разговаривать!

— Я тоже счастлив разговаривать с тобой, — ответил герцог, — но теперь, моя восхитительная жена, я должен многому научить тебя в любви.

Он почувствовал, как Милица затаила дыхание и в ее голосе проскользнули неожиданные нотки страсти:

— Научи меня… пожалуйста… научи меня! Я хочу не только любить тебя… но и заставить тебя… любить меня… и я такая… невежественная, что не знаю… как… начать.

— Вот как мы начнем, — произнес герцог, приблизив губы к ее губам.

Он поцеловал ее сначала в губы, затем — в шею, улавливая пробуждающиеся в ней неведомые доселе чувства.

Она была настолько пленительной и соблазнительной, что и в герцоге с новой силой всколыхнулись физические и духовные страсти, тоже еще неизведанные им.

— Я… люблю тебя! — воскликнул он, — Боже, как я люблю тебя, моя прекрасная! Я буду очень нежен. Тебе будет хорошо, не надо бояться.

— Я… не боюсь, — шептала она. — Я очень люблю тебя, и нет… ничего в мире, кроме тебя.

Губы их слились в страстном поцелуе, и когда в разгоряченной пламенем любви княжне сгорали и гордость, и ненависть — все, кроме любви, — она почувствовала, как он расстегивает на спине ее платье…