К тому времени, когда Мейбелл со своей няней добрались до каменной ограды Аббатства, они совершенно выбились из сил. Сделав над собою усилие, Мейбелл громко постучала железным кольцом об ворота. Скоро вышел привратник, который внимательно оглядел незваных гостий. На его лице отобразилось недоумение так как хорошо пошитая, дорогая одежда Мейбелл ясно выдавала ее принадлежность к дворянскому сословию, и ее прибытие пешком подобно простолюдинке не могло не вызвать у привратника, ожидавшего увидеть нищих, вопросов.

— Добрый человек, я принесла графине Кэррингтон весточку от леди Драйтон, — стараясь казаться спокойной, сказала ему Мейбелл. Слова девушки полностью удовлетворили бдительного охранника леди Эшби. Он с поклоном проводил женщин в дом, и доложил об их приходе дворецкому, который в свою очередь поспешил с докладом к хозяйке поместья. Дженни оставили в людской согревать свое онемевшее от холода тело у жарко пышущего очага, а Мейбелл поспешила в господские покои на встречу с графиней Кэррингтон.

Сара Эшби стояла у окна гостиной с синими бархатными занавесями и неотрывно смотрела на сгущающиеся за стеклом зимние сумерки. Как никогда прежде ей было грустно и одиноко. Раньше она надеялась на то, что ее муж угомонится и вернется к ней, устав от всех своих развлечений. Но когда Альфред занялся политикой, она поняла, что его прежние светские забавы были сущими цветочками по сравнению с политическими интригами. Он совсем перестал ее навещать, и, не вынеся такого положения дел, Сара тайно съездила в Бристоль к знаменитой прорицательнице Джессамин, желая хотя бы обрести надежду на будущее. Однако гадалка, раскинув свои карты, лишь с сочувствием посмотрела на несчастную графиню Кэррингтон и предсказала ей судьбу столь безотрадную, что леди Эшби больше не могла обрести себе душевного покоя. Отвлекалась она лишь посторонними делами и заботой о детях. Неожиданный приезд неизвестной молодой леди, разбивающий зимнюю скуку английского поместья, очень заинтересовал ее, и она тут же пригласила Мейбелл к себе.

Горничная провела Мейбелл через большой продолговатый холл с множеством высоких дверей, и девушка очутилась в уютной гостиной, ярко освещенной свечами и пламенем камина. Оклеенные лионскими обоями стены, пестрый ковер, синие бархатные занавеси и мебель красного дерева выглядели несколько скромно по сравнению с парадным убранством больших столичных залов, но все же и на них лежал отпечаток роскоши, свойственной жилищу знатных аристократов.

Мейбелл ожидала средних лет рыжеволосая женщина с резкими чертами лица. Она была одета в так называемое «ночное» платье свободного покроя, которое носили только в личных апартаментах, и зеленый шелк приглушенных тонов довольно точно обрисовывал очертания ее долговязой фигуры. Грустные глаза Сары Эшби печально смотрели на вошедшую девушку, и скорбные складки возле ее низко опущенного рта не могла разгладить даже веселая возня маленького черно-белого спаниеля, высоко подпрыгивающего, чтобы привлечь к себе внимание своей хозяйки.

— Присаживайтесь, мисс Уиллоби, — графиня знаком пригласила Мейбелл сесть на стул возле чайного столика, а сама села в свое большое кресло. — Какие же новости передает мне моя давняя подруга, леди Энн?

Мейбелл собралась с духом и сказала:

— Миледи, леди Драйтон мне много рассказывала о вас и вашей доброте. Она говорила, что если последний бедняк обратится к вам за помощью, то он уйдет утешенный и ободренный. Так уж случилось, что сейчас в помощи нуждаюсь я. Я бедная, оступившаяся девушка, которую увлекли на путь греха с помощью обманчивых любовных обещаний, осталась теперь одна в ожидании ребенка.

В глазах Сары Эшби промелькнуло сочувствие, и она сказала:

— Бедное дитя, ваше положение ужасно! А что, ваши родные не могут заставить подлого соблазнителя жениться на вас?

— Миледи, он женат, — Мейбелл от стыда опустила голову. В эту минуту она рисковала быстро утратить зарождающееся расположение графини Кэррингтон, которая не могла не сочувствовать обманутой жене, будучи супругой известного повесы.

— Понятно. Но если вы виновны, то он виновен вдвойне — нельзя было соблазнять такую молоденькую и наивную девушку как вы, а затем бросить ее на произвол судьбы, — сдержанно отозвалась Сара Эшби и, помолчав, спросила: — Какой же помощи вы от меня ожидаете, мисс Уиллоби?

— Примите меня на службу, миледи, — быстро проговорила Мейбелл. — Я многое умею делать и буду вам хорошей камеристкой.

— Когда ожидаются у вас роды? — осведомилась хозяйка поместья.

— Не ранее середины лета, миледи, — почтительно ответила Мейбелл.

Графиня помолчала, что-то прикидывая в уме, затем, улыбнувшись, она сказала:

— До этого времени вы успеете хорошо мне послужить, мисс Гортензия. Но я не могу знакомую моей подруги сделать простой камеристкой, поэтому вы будете моей компаньонкой и выполнять мои мелкие поручения. Согласны?

— Да благословит вас господь, миледи! Ваше предложение превзошло все мои ожидания, — с чувством произнесла Мейбелл.

— Значит, решено, — удовлетворенно проговорила Сара. — Я скажу своей экономке миссис Таллайт, чтобы она приготовила комнаты для вас и вашей няни, а потом мы с вами будем пить вечерний чай со свежим печеньем.

Для Мейбелл это был один из лучших вечеров в ее жизни — она нашла больше дружеского участия к себе, чем могла надеяться. Сара Эшби со своим любезным и ласковым обращением чрезвычайно понравилась ей, и девушка поняла, что она очень быстро приживется в Аббатстве Кэррингтонов.

Глава 7

Первые лучи солнца разбудили Мейбелл, и она привычно насторожилась, стараясь уловить звуки голоса своей маленькой дочурки. Но крошка Арабелла, еще ночью усыпленная монотонной колыбельной песнью старой Дженни, спала глубоким сном. Зрелище спящей в колыбели девочки успокоило Мейбелл, и она выглянула в окно, отдернув муслиновую занавеску. За окнами восточной стены дома открывался прелестнейший вид на сад, озаренный рассветным солнцем: каскады белых роз спускались по старинной стене аббатства; алый шиповник оплетал беседку в саду, напоенного густым цветочным ароматом; проснувшиеся листья яблоневых деревьев о чем-то тихо шептались с утренним ветерком.

Мейбелл быстро оделась в свое кремовое утреннее платье и спустилась в сад. В этот ранний час она встречалась только с садовником, деловито хлопотавшим возле своей очередной рассады. Остальные обитатели дома, включая служанок, начинавших свой рабочий день на кухне в шесть часов утра, еще нежились в своих постелях.

Мейбелл любила так проводить свои утренние часы. В это время Гринхиллс принадлежал ей одной, и она могла ходить по нему, куда ее влекло ее воображение.