Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 123

Если бы российское население было законопослушным, то русская система управления не могла бы функционировать, стал бы невозможен переход из нестабильного состояния в стабильное и обратно, поскольку пришлось бы соблюдать закон, ориентированный на какое-то одно состояние. Стране приходится выбирать — или правовое государство и законопослушное население, или возможность нырять из одного режима управления в другой.

И общественное мнение, и сам аппарат управления понимают, что законодательство — отнюдь не священная корова. Нет ничего удивительного в том, что с наступлением очередной нестабильной эпохи принимаются новые законы и подзаконные акты, в которых провозглашается, говоря простым языком, что вот раньше законы были несовершенны и вы все их нарушали, а теперь мы принимаем уже настоящие законы, которые надо будет соблюдать. Мол, игра понарошку прекращается, наступает игра по настоящим правилам. Формулировки новых законодательных и подзаконных актов практически ничем не отличаются от предыдущих, они всего-навсего утверждают, что то, о чем раньше мы говорили, что мы предписывали вам в законах, с сегодняшнего дня будьте любезны соблюдать.

У всех на памяти бурное законотворчество первых лет перестройки. Тогда принимались специальные нормативные акты, направленные на то, чтобы заставить действовать предыдущие законы и подзаконные акты, принятые задолго до перестройки, но так и не заработавшие. Например, и так известно, что по должностным инструкциям, по положению о предприятии заводоуправление обязано обеспечивать цехи работой, а цехи обязаны обеспечить работой бригады, что бригады обязаны выполнять планы и производственные программы. Это очевидно, раз эти люди нанялись на работу и подписали трудовой контракт.

Однако в ходе перестройки «сверху» было санкционировано подписание в массовом порядке договоров между бригадами и цехами, между цехами и предприятиями. В подобных договорах, если перевести их на нормальный русский язык, было сказано, что завод или цех, со своей стороны, обязуются обеспечить бригаду работой, а бригада, со своей стороны, обязуется работать и выполнять производственную программу. Вообще-то, все они обязаны это делать и без всякого договора, в силу трудового контракта и должностных инструкций. Но система знает, что делает, — раньше-то эти документы не имели реального значения. А сейчас должны его приобрести. Поэтому объявлено — наступает новая жизнь, теперь мы договариваемся о соблюдении всех тех правил, на которые раньше плевали.

А вот воспоминания о довоенном еще социалистическом соревновании: «По заданию райкома я проверял постановку социалистического соревнования в резерве проводников вагонного депо Октябрьской железной дороги. Каждый соревнующийся имел индивидуальные обязательства, были и бригадные. …большинство обязательств, а их было более сотни, имело такие пункты: „обязуюсь не нарушать трудовой и государственной дисциплины и охранять государственную собственность“, „обязуюсь качественно работать и вежливо обслуживать пассажиров“, „обязуюсь не брать с пассажиров платы за услуги, даже если будут предлагать“.

Было несколько десятков и таких обязательств: „обязуюсь не возить „зайцев“ и не брать подачек“, „обязуюсь с пассажиров не требовать платы ни деньгами, ни натурой и не брать, если будут давать“, „обязуюсь пассажиров в загривок не толкать и по матерному на них не ругаться“»[215].

Тот же смысл имела чисто ритуальная клятва-присяга, приносимая в XVII веке русскими чиновниками при смене правителя: «„Дела всякие делать вправду, по дружбе никому не наровить, а по недружбе никому не мстить, посулов и поминков (т. е. взяток. —А. П.) ни у кого ни от чего не иметь, государевой казны всякие деньги не красть, челобитчиков не волочить, отделывать их вскорости“, документы не подделывать, составлять их „подлинно и прямо, и мимо книг в выписи ничего не написывать“»[216].

Наиболее ярко неправовой характер русского управления проявляется в нестабильной, мобилизационной фазе, воплощаясь в понятии «революционных законов» или «революционной целесообразности», которые подменяют собой нормальное законодательство. В таких ситуациях любые правовые ограничения перестают действовать. Каждое звено управления должно полагаться на интуицию и на то, как с точки зрения заложенных в людей стереотипов человек или организация должны действовать в аварийных условиях. Сознательно провозглашается, что законы ошибочны, а интуиция людей и организаций в данном случае более верна, чем то, что прописано в законах и правилах еще в стабильное, спокойное время.

«Поняв, что с казнокрадством и взяточничеством обычными средствами не справиться, Петр создал особые комиссии по расследованию. Каждая состояла из гвардейских офицеров — майора, капитана, поручика, которым было приказано рассматривать дела и вершить суд не по закону, а „согласно здравому смыслу и справедливости“»[217].

В сентябре 1917 года будущий советский нарком юстиции П. И. Стучка писал, что «когда надо избавиться от противников революции, есть только одно средство — революционный трибунал, который руководствуется только политической совестью, а не лицемерной ссылкой на закон»[218].

Член коллегии ВЧК, председатель ЧК по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте М. Я. Лацис писал в 1918 году: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым делом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, каково его образование и какова его профессия. Эти вопросы должны решить судьбу обвиняемого»[219].

«Значит ли, что с изданием писаных законов революционное правосознание как база решений и приговоров сдается в архив? Отнюдь нет. Революцию в архив никто не сдал, и революционное правосознание должно красной нитью проходить в каждом приговоре и решении, оно лишь ограничено писаными нормами, но оно не упразднено»[220].

Общественное мнение и управленческий фольклор противопоставляют плохих людей, стоящих на страже формального соблюдения закона, хорошим людям, которые плюют на букву закона, но интуитивно чувствуют его дух; последние, пусть и нарушая закон, делают то, что надо делать. Как отрицательные военспецы-командиры и положительные красные комиссары, как буквоеды-чиновники и нарушающие их покой и сонное течение бумаг какие-нибудь изобретатели-передовики, которые ломают все бюрократические правила, но добиваются своего. Сколько книг написано, спектаклей поставлено, фильмов снято о хороших нарушителях закона и плохих его защитниках. Бешеный успех фильма «Берегись автомобиля» — лучшее доказательство народных корней неправового характера государства и управления.

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 123