Поэтому, когда мы рассуждаем о том, как нам достичь чего-то, мы должны осознать, что связка «если… то…» исходно применится в любом рассуждении для связи с действительным миром. Но действительным будет не мир земли, а тот мир, который соответствует моему телу, которое я веду в этот мир. Если это тело физическое, Тель на языке мазыков, то я рассуждаю о Земле и ее условиях. Если же это личность или одна из личин для особых случаев, действительным миром будет тот, в котором я вижу, как эта моя личность становится победительной.

Понять, в каком мире идет рассуждение, можно как раз по одежде, которую ощущаешь подходящей. Например, если отправляясь на рыбалку, я одеваюсь тепло и непромокаемо, я решаю задачу выживания в земных условиях, и миром для меня будет земля. И мною, в действительности, уже проделаны привычные рассуждения: Если я не хочу заболеть, нельзя мочить ноги. Значит, надо одеть хорошую резиновую обувь. Также надо защититься от ветра и утреннего тумана, поэтому стоит одеть брезентовую куртку и шапку…

Но если я вдруг замечаю, что вместо брезентовой куртки почему-то беру свою лучшую курточку для горных лыж, стоит насторожиться и задаться вопросом. Курточка эта, конечно, тоже защитит от холода, но она для другого мира. Странность. Почему я так делаю? Может быть, потому что чувствую себя в ней красивей и способным производить неотразимое впечатление? Тогда куда я собираюсь? Не на рыб же собрался производить это впечатление?

И вдруг всплывет, что три года назад, на этом месте, где я собираюсь ловить рыбу, я встретил прекрасную купальщицу, и все эти годы надеюсь, что однажды встречу ее вновь… Или же я собираюсь по дороге заехать к местным предпринимателям, с которыми хотел бы сделать одно дело, но чтобы дело состоялось, надо их убедить в своей состоятельности и заинтересовать…

С купальщицей все ясно, а что касается дела, то подготовку к нему стоит осознать и сделать в ясном уме, разумно. А для этого придется принять, что едете не на рыбалку, а в совсем иной мир, относительно которого и должны строиться все ваши рассуждения. Иначе рыбалка все испортит, путая их.

К сожалению, большая часть наших рассуждений именно потому и путаны, что мы совмещаем сразу два или более образов миров, точнее, мирков, в которых намерены решать задачи, но не осознаем этого до конца. В итоге на рыбалке мы мокнем в горной куртке, а дело, для которого взяли ее, не делаем, потому что тех предпринимателей не оказалось на месте. Почему? Да потому, что ты хотел заехать к ним между делом и не провел разведку, попросту, не позвонил и не выяснил, на месте ли они. Просто жил в мечте о том, как вваливаешься в знакомый кабинет, как твои друзья детства рады, как они восхищаются твоей одеждой, твоими успехами, твоей состоятельностью, как хотят жить так же, и как легко отдают тебе свои деньги, чтобы приобщиться к твоему миру…

Бизнес не начался, а рыбу ты распугал яркой курткой, и вот мечта завершается пьянкой… с горя…

Если… то… волшебное средство передвижения внутри миров. Но только внутри тех, к которым оно относится.

Глава 4. Желание и цель

Желания и цели находятся в сложном, говоря философски, диалектическом взаимодействии. Без понимания этого взаимодействия, прикладная психология невозможна, потому что невозможно понимание и использование поведения. Однако и понять его не так уж просто.

Сложность эта не только философская. Начать надо с того, что слово «цель» не русское и укоренилось в русском языке не раньше первой половины восемнадцатого века. Впервые оно появляется в словарях в тысяча семьсот тридцатых годах. Очевидно, оно было заимствовано из немецкого во времена петровских реформ и привилось, потому что в русском было слово с тем же звучанием.

Но русское «цель», в отличие от немецкого «циль», означало цельность, отсюда целина, целая, нетронутая земля. Циль же заменила то, во что стреляют из лука или ружья метку или мету, то есть то, во что метятся. Наметиться и нацелиться на что-то слова синонимы. Наметиться, метка и старое «цель» в русском языке не имели ничего общего. Никому бы и в голову не пришло сопоставлять эти слова или стоящие за ними понятия. Но новое «цель», заменив «метку», непроизвольно связывалось и со старым русским «цель», поэтому при понимании этого слова нам приходится делать не-осознаваемое усилие, разделяя значения этих одинаковых слов.

К счастью или несчастью, слово «цель» так прочно вошло в нашу жизнь за последние века, что почти вытеснило и метку и цель-целину. Поэтому мы не путаемся в понимании, когда говорим: цель. Мы просто душим им два русских слова, лишая их жизни, а себя глубины понимания мира и себя. Но понимание наше просто и однозначно: цель это то, к чему стремится пуля, стрела или человек. Цель это конечная точка движения и… предмет желаний!

Метка или мишень не могли быть желанны, а цель стала. Почему? Потому что это было слово-новодел, пустое слово, и могло принять в себя любые значения. Но вот цельность была желанна, цельность исходно несла в себе это качество, потому что благодаря цельности человек обретает блаженство. И множество целителей помогали и помогают обрести ее.

Желанность это единственное, что новая «цель» взяла от старой русской «цели», но этого хватило, чтобы коренным образом изменить то понятие, которому было дано это новое имя. Понятия позволяют понимать, понятия делают понимание возможным. Понятия имеют имена. Имена не так уж важны, их можно менять. Сегодня я говорю: машина. Завтра: авто. А послезавтра, забыв все имена: эта штука на колесах. И если вы поняли, о чем я, ничего страшного.

Поэтому ничего страшного в том, что русские «мета» и «метиться» заменены на немецко-русские «цель» и «целиться», могло и не быть. Но мы не испытываем желания к метам или мишеням. Мы в них просто стреляем. Метки не есть предмет желания, они лишь знаки пути. А цель стала желанной. Она заменила то, что я желаю, в моем понимании. Понятие было искажено.

То, что исходное понятие, имевшее в прежнем русском языке значение «меты», с заменой имени на «цель» исказилось, очевидно, но не самое страшное. Это всего лишь философский уровень непонимания. А философия, как и мудрость, редко вмешиваются в дела людей этого мира. Ну говорил мудрец и философ Сократ о каком-то самопознании, а мудрец и философ Платон о небесах, куда стремятся наши души, кому до этого есть дело?! Пусть