обратил внимание на некоторые дома и лавки, мимо которых раньше уже ездил, но словно их не замечал. Мы двигались по главной улице, мимо университета, в который я собирался поступать. Мимо высоких сосен, которые постепенно вырубали какие-то идиоты, которые понятия не имели о городском планировании, зато прекрасно знали, как извлекать из чего-то прибыль. Ехали мимо вонючей птицефермы, фанерного завода и фабрики по производству алюминиевых стульев, которую Уиллард поприветствовал поднятым вверх средним пальцем. Ехали, а я тем временем мысленно фотографировал все это, возможно каким-то образом чувствуя, что вижу это в последний раз.
5
Эта ночь ничем не намекала на ужасы. По крайней мере настоящие ужасы.
В воздухе стояла приятная прохлада. Из-за пробок мы приехали чуть позже обычного. И уже образовалась небольшая очередь. На фоне ночного неба было видно вращающуюся голубовато-серебристую эмблему «Орбиты».
– Черт побери, – произнес Уиллард.
– Всех нас поберет, если не отречемся от греха, – сказал Боб.
– Погоди, ты еще внутри не был, – сказал я.
Продвинувшись в очереди, мы наконец миновали входной навес. На козырьке был перечислен репертуар: «Я расчленил маму», «Зловещие мертвецы», «Ночь живых мертвецов», «Кошмар дома на холмах» и «Техасская резня бензопилой».
Внутри уже началось веселье. В кузовах пикапов стояли садовые стулья, на которых расположились люди. Народ сидел на капотах и крышах машин. Панки. Стареющие хиппи. Консервативные типы. Ребята из студенческих объединений. Семьи. Ковбои и ковбойши с пивными банками в руках. Барбекю-грили с шипением выпускали сладковатый дым в красивое техасское небо. Кассетники завывали, пытаясь заглушить друг друга. Несколько парочек на одеялах настолько увлеклись, что Уиллард предложил им брать плату за просмотр. Машины раскачивались в судорожном ритме безудержного молодежного секса. Кто-то где-то назвал кого-то сукиным сыном. Отовсюду неслись неразборчивые крики. Мимо прошли женщины в бикини, затем молодые люди в костюмах монстров. Иногда вторые гонялись за первыми. Собаки, выпущенные владельцами из машин сделать свои дела, мочились на покрышки, либо оставляли поблизости отложения другого рода.
Но самым важным, конечно же, был экран.
Один из шести, ярко-белый, он выделялся на фоне черного как смоль неба, шестиэтажный портал в другое измерение.
Мы попытались подобраться как можно ближе, но почти все места впереди были заняты. Наконец мы припарковались в середине заднего ряда.
Вытащили из машины садовые стулья и продукты. Мы с Бобом сходили до торговой палатки и купили на всех немного «кровавой кукурузы», и когда вернулись, классический трэш «Я расчленил маму» уже начался.
Мы развлекались вовсю – пили, ели, смеялись, орали в кровавых местах. Потом начался «Кошмар дома на холмах», и примерно где-то на середине это и случилось.
Не помню, чтобы атмосфера сильно изменилась, ничего такого. Все было вполне естественно для «Орбиты». Образы, звуки и запахи такие, какими и должны быть. «Кровавая кукуруза» закончилась, как и кола, и Боб с Уиллардом вовсю налегали на пиво. Мы оприходовали уже треть пакета шоколадного печенья. Кэмерон Митчелл только открыл свой зловещий ящик с инструментами, чтобы достать строительный пистолет, поскольку собирался опробовать сей мерзкий инструмент на молодой даме, за которой подглядывал в душе. И мы уже приготовились как к вульгарной наготе, так и к бутафорской кровище, когда вспыхнул багряный свет.
Свет был таким ярким, что образы на экране побледнели и исчезли.
Мы посмотрели вверх.
Источником света была огромная красная комета, или метеор, летящий прямо на нас. Ночное небо и окружающие звезды утонули в ее свете, эта штуковина буквально заполнила собой все вокруг. Исходящие от нее лучи казались мягкими и жидкими, будто она купалась в теплом молоке с медом.
Столкновение с автокинотеатром казалось неминуемым. Моя жизнь не пролетела у меня перед глазами, но я внезапно подумал о том, чего не сделал, подумал о маме и папе, а затем комета вдруг улыбнулась.
Раскололась посередине, явив нам пасть, полную острых, как полотно пилы, зубов. Похоже, вместо взрыва нам перед смертью было суждено услышать хруст.
Пасть раскрылась еще шире, и я уже отворачивал голову от неизбежного, думая, что через секунду буду проглочен ею, как Пиноккио китом, когда… комета взмыла вверх и унеслась прочь, волоча за собой свой огненный хвост, осыпая нас мерцающими красными искрами и усиливая в нас ощущение погружения в теплую жидкость.
Когда красная пелена спала у меня с глаз, и я снова смог видеть, небо из кроваво-красного стало розовым, а затем медленно начало принимать свой естественный цвет. Комета ускорялась все быстрее, уносясь ввысь, словно увлекая за собой луну и звезды – они исчезали, будто блестки, смываемые в канализационную трубу. Наконец, комета превратилась в ярко-розовую точку, окруженную черным вихрем, искрящимся синими молниями. Затем темное небо погрузилось в тишину, молнии погасли, и от кометы осталось лишь воспоминание.
* * *
Сперва казалось, будто ничего не изменилось, кроме исчезновения луны и звезд. Но обстановка вокруг автокинотеатра стала другой. За семифутовым жестяным забором, окружавшим его… ничего не было. Ну, точнее, ничего, кроме черноты. Это было полная чернота, абсолютный шоколадный пудинг. Крыши домов, верхушки деревьев и здания, которые были видны за забором еще секунду назад, исчезли. Не было даже пятнышка света.
Единственное освещение исходило от самого кинотеатра: из открытых дверей машин, от светильников торговой палатки, от красных неоновых вывесок «ВХОД» и «ВЫХОД», от лучей прожекторов, и от самых ярких источников – входного козырька и высокой эмблемы «Орбиты». Последняя возвышалась на бетонной шпоре, пронзающей черноту, словно маяк над ночным океаном. Я почувствовал странную тягу к этому великому символу, его чередующиеся синие и белые огоньки отбрасывали на торговую палатку отблески, отчего хеллоуиновские декорации в ее витрине казались какими-то живыми и гораздо более уместными.
Затем я бросил взгляд на экран. На нем снова проявился «Кошмар дома на холмах», но былого веселья он уже не вызывал. Он казался ужасно глупым и неуместным, словно пляски на похоронах.
По парковке прокатился ропот, в голосах звучало удивление и смущение. Я увидел, как парень в костюме монстра снял с себя резиновую голову, сунул под мышку и огляделся вокруг в надежде, что все это ему померещилось, что этот эффект случился из-за недостаточного освещения, проникавшего в прорези для глаз. Девушка в бикини расслабила живот, потеряв желание его втягивать.
Я внезапно осознал, что иду к выходу вместе с нашей бандой, и Боб, как идиот, несет какую-то околесицу. Гул голосов по всей парковке нарастал, люди выходили из машин и шли в том же направлении, что и мы, как лемминги на зов моря.
Один тип завел машину.