Мне достался Третий-из-них, и первый мой укус пришёлся в приметную проплешину, противник завизжал от боли и вцепился в мой бок, мы закружились, пытаясь достать до горла соперника, вокруг кипела драка, чей-то визг перешёл в предсмертный хрип, а я даже не понял, это один из нас – или один из них. Потом завизжал я сам, оттого, что Четвёртая-из-них яростно вгрызлась мне в лапу…

А потом багровый туман боевого безумия захлестнул меня с головой.

Я очнулся. Кто-то тихо, протяжно скулил. А ещё где-то там, вдали, печально и глухо звонил колокол. Это фра Пьетро, понял я, отпевает усопших.

Я встал, лапы подгибались, правая задняя болела, и наступать на неё я не мог. Бок подтекал кровью. Но я был жив.

И я единственный остался в живых.

Скулила Четвёртая-из-них, и вот-вот уже должна была перестать скулить. Жизнь покидала её, бок был разорван от грудины до хвоста, и оттуда вываливались внутренности.

Она скулила и скулила, дёргая головой, и я подошёл к ней, не в силах слушать её жалобный плач, сам толком не зная, что собираюсь делать, добить её или вылизать ей морду, утешив перед смертью.

Она увидела меня. Я думал, что она оскалится и зарычит, но она заскулила ещё громче и даже попыталась приподняться.

И я увидел, что сосцы на её брюхе полны молока.

Я нашёл их в пещере, беспомощных и крохотных. Им было не больше недели – но Первый-из-детей, почуяв запах чужака, приподнял верхнюю губу, оскалив крохотные клыки, и зарычал.

Нас было семеро. Я был Третьим, теперь я – единственный. Фра Пьетро говорит, что лишь глупец станет повторять ошибки прошлого, и когда Господь даёт второй шанс, пользоваться им нужно с оглядкой и бережно.

Мы ушли все вместе. У нас будет достаточно времени для того, чтобы вырастить новую стаю и решить, как их воспитывать, какие книги читать и чему учить. Фра Пьетро говорит, что к тому времени, как щенки подрастут, он, может быть, успеет понять, какова же на самом деле божья воля, и что есть добро.