не нашёл нас. Упустил. Вышел прадед твой из леса, только когда немцы ушли. Но про гребень ничего не сказал. И не потому, что отдавать не хотел. Он был слишком напуган. Сразу не вспомнил, а потом... В плен его забрали. 
— То есть если бы не гребень, кто-то из нас должен был бы стать Стражем? — От этой мысли у Сергея даже голова закружилась.
 — Иначе никак, — кивнул старик. — Но теперь уж что об этом? Проход закрыт. А гребень… я возьму с собой. Отдам Китоврасу. Если встречу, конечно. Я ж не знаю, что меня ждёт? Но времени мало. Пора мне.
 — Подождите, — Кристина не выдержала, вскочила. — Что значит «пора»? Вы… Вы куда?
 — Вы… умрёте? — Тихо спросила Марина.
 — Не, старик, — Елизар тоже встал. — Ты это… Так дело не пойдёт…
 — Смерти нет, — улыбнулся дед Матвей. — Есть долгая разлука перед встречей. Чурмилкино не забывайте. Навещайте реку. Мост. Лес. А захотите поговорить — к дубу приходите…
   Глава 15
  Свечи горят, травы в воске трещат, можжевеловый дух по избе стелется. Бабушка в ступке толчёт снадобья, соком черноплодным разводит.
 — А ну… поди сюда, внучёк. Дай-ка левое запястье. Стой, говорю! Вьюн неугомонный…
 — Что это, бабушка?
 — Стой, сказала. Петляет, что твой лисий хвост.
 Бабушка кашицу из ступки в кулак сгребла, над запястьем водит. Капает жижица — кап-кап-кап. Матвейке щекотно, но он терпит, не то ба браниться будет. Что браниться будет, то мальчика не пугает. Страшнее для него то, не расскажет. А ему страсть как интересно, что на этот раз будет!
 Матвейка точно знает — ворожит бабушка! Вон Черныш у её ног трётся, мурлычет, песенки поёт, глаза закрывает. Колдовство чует. А для котов ворожба, что валерьяновые капли. Так бабушка говорит.
 Кап-кап, кап-кап — расцвела красота у Матвейки на запястье! Не то цветок, не то звёздочка. Линия за линию прячется, одна другую догоняет, обратно бежит и снова по кругу. Чудно!
 — Что это, ба?
 — Молвинец. Знак Китоврасов. Походи так. Иди вон, погуляй. Ручку к солнышку подними.
 — А будет что?
 — Кашица засохнет — отвалится, а след Китоврасов останется.
 — Навсегда?
 — Да нет. В баньку пойдёшь, смоется.
 — И что? Ничего не останется?
 — На руке? Нет. Не останется. Может, приснится Китоврас тебе. Сказку поведает. Тогда след в душе останется, Матвейка. Это уж навсегда. Ну, ступай. Вон, гляди! Заждалась уж тебя четвёрка твоя неразлучная.
 Весь день Матвейка с друзьями играл. Вечером пришёл домой — глядь, а бабушка-то, права оказалась! Молвинец на запястье гладкий, будто родимое пятнышко.
 — Пей, — бабушка кружку на стол поставила. — Пей да лезь на печку, Матвейка. Спать пора. Вон за окном… Темень непроглядная.
 — Это не молоко, бабушка!
 — Не молоко. Отвар. Язык вязать будет, ты вон мёду возьми, намажь на хлеб.
 …
 Солнце сквозь листву светит, Матвейка бежит по знакомой тропинке к старому дубу. Птицы поют. Земляникой пахнет. Вдруг слышит — топот копыт по земле.
 — Китоврас!
 Матвейка его сразу узнал. Всё как бабушка сказывала. Наполовину олень, наполовину человек. Рога ветвистые, кудри золотые, глаза синие — точно, он! Тут Матвейка вспомнил про знак. Посмотрел на запястье — горит чудной узор, светится!
 — Я — колдун, я тебя поймал! — Кричит Матвейка.
 — В самом деле? — Китоврас руки на груди сложил, голову наклонил на бок. — И что теперь? Желание исполнить?
 — А можно?
 — Ну, раз поймал, куда мне деваться? Говори, колдун, чего твоя душа просит? Всё исполню. Всё, что ни пожелаешь!
 — Ну, тогда… Сказку сказывай!
 — Ха-ха-ха… Это всё?
 — Будет с тебя. Сказку сказывай и иди с миром!
 Матвейка улыбается, а синие глаза человека-оленя смотрят серьёзно. Долго смотрят, в самую душу заглядывают.
 — Ну, ладно. Слушай. Видишь дуб? Не простое это дерево. Волшебное. Старое. Древнее. Помнит это дерево, Матвейка, как бродили по земле звери дикие. Тьма повсюду — ни света, ни радости. Посмотри. Что ты видишь?
 — Дерево…
 — Ты видишь три мира. Нижний, Средний и Верхний. Корни, Ствол и Крона. Крошечный кусочек коры помнит все тайны мироздания.
 — Маленький кусочек коры? Разве?
 — Вечности не хватит, чтобы услышать от него все сказки.
 — Разве человек может жить вечно?
 — Вечна душа, мальчик. Чтобы слушать сказки, хватит её одной.
 — Тогда пусть, когда я умру, моя душа прилетит сюда. К дубу. Или так нельзя? Это ведь уже второе желание?
 Китоврас наклонился, заглянул мальчику в глаза.
 — Что ж… Будь, по-твоему, колдун, поймавший Китовраса. Помнишь, как меня позвать?..
 — Китоврас, Китоврас,
 Отворяй врата для нас!
 Он исчез. Поклонился до земли, сказал: «Мир Вашему дому, провожать меня не надо…». И исчез. Какое-то время все молчали. Первым вскочил Сергей:
 — Мы так-то тоже не просили нас сюда тащить… Так что надо или нет провожать, можем решать сами. Кто со мной?
 Все разом высыпали из избы.
 — Кажется, мы остались без жилья, — Елизар грустно смотрел на обгоревший остов дома деда Матвея.
 — Потом разберёмся, — махнул рукой Сергей. — Пошли!
 Китоврас, Китоврас,
 Отворяй врата для нас!
 — Слышите? — Кристина остановилась. — Дети! Это они!
 Вдалеке показались призраки. Они махали им рукой, зовя за собой, но были слишком далеко — не догнать.
 — Мяу!
 — Васька!
 Кот, подняв трубой хвост, важно пошёл к лесу — туда, где только что мелькнули призраки. Всем стало легче — провожатый есть, дорогу к дубу они знают, а что изба сгорела — что уж теперь. Кто знает, может, вернётся дед Матвей? Но в глубине души каждый чувствовал — нет. Не вернётся.
 Знакомая тропинка. Шорохи, запах леса, мох пружинит под ногами. Сергей крепко держал Марину за руку, Дима следил, чтобы бабушка не оступилась. Детский смех то и дело доносился издалека.
 Когда наконец они вышли на знакомую поляну у старого дуба (немного было не по себе — слишком свежи воспоминания), то вновь увидели детей, вот только теперь их было уже пятеро.
 — Матвейка, догоняй!
 — Ха-ха-ха…
 — Пять кикимор на болоте,
 Пять огней, пять карт в колоде,
 Пять поганок на пеньке.
 Мухоморов пять в теньке,
 Чёрт, подмостный, домовой —
 Выбирай, кто ты такой?
 Матвейка выделялся. Он был меньше ростом, но зато ловчей и проворней. Озорные ярко-зелёные глаза, каштановые