Мы обе вздохнули.

– Значит, ты мой покровитель? – оживилась я. – Как Неро, Пэпэ и птицы на плечах врачей? Мы как-то связаны, и поэтому…

– Нет, – перебила меня Никс.

Я вздрогнула от ярости, прозвучавшей в ее голосе.

– Нет, – повторила она мягче. – Я уже связана с другим.

Мне стало грустно.

– С кем? – прошептала я, ревность жгла мне грудь.

– Я связана, дитя… Я хочу сказать тебе, но физически не могу. – Чешуя Никс скользнула по моей шее, словно она поднималась выше. – Спартанские клятвы верности не просто слова. Их приносят в первую очередь животным. Приняв клятву, мы тоже оказываемся ею связаны. Но мой человек… покинул меня. Клятва не позволяет мне говорить о нем напрямую.

Значит ли это, что она упоминала о нем косвенно?

– Я понимаю, – соврала я.

– Не волнуйся об этом, дитя. Я все еще с тобой. И я всегда буду с тобой.

– Ага. – Я потерла глаза, благодарная за летящие в лицо струи воды. – Конечно.

– Клянусь, я не пытаюсь сменить тему, – медленно произнесла Никс. – Но как ты думаешь, ■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

Я хихикнула сквозь слезы.

– Ты шутишь?

– Ты видела ее клыки? Они смертельно опасны. Острые как бритва. А ее мышцы просто умопомрачительны.

– Ты с ума сошла, – рассмеялась я. Никс пыталась поднять мне настроение, и я была ей за это благодарна. – Я думала, что ■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

Никс зашипела.

– ■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

Я фыркнула от смеха.

Я вышла из душа, когда убедилась, что отмыла все разводы, а в счете за воду наверняка набежало несколько нулей (я старалась несильно переживать из-за стоимости, но получалось у меня так себе).

Я сняла с вешалки мягкое полотенце, которое, к моему удивлению, оказалось очень теплым, и растянула его в воздухе перед собой.

Никс переползла с моей шеи к роскошному полотенцу.

Обтерев нас обеих, я принялась изучать мраморную ванную комнату. У раковины стояли новые средства, предположительно, чтобы я ими пользовалась.

Я провела щеткой по мокрым волосам и сделала вид, что не заметила золотую гравировку на ручке.

Потом я сняла старые резинки для волос с запястий и надела новые. Я часто подбирала с земли чужие резинки, и не смогла удержаться, увидев стопку совершенно новых, хоть и чувствовала себя из-за этого воровкой.

Я чистила зубы, пока десны не начали кровоточить.

Затем повторила еще три раза.

Когда я наконец вышла из ванной, простыня, служившая мне эмоциональной поддержкой, исчезла: кто-то сменил все постельное белье на свежее белое.

В комнате не было ничего лишнего. Высокие потолки и низкая кровать.

Все совершенно новое.

Это был рай.

Чарли.

Меня переполняло чувство вины, стоило только подумать о том, как он в одиночестве ютится в наших картонных коробках.

На постели также лежала стопка чистой одежды, включавшая спортивные бюстгальтеры всех размеров с бирками. Я натянула самый маленький, радуясь, что никто из них не обратил внимания на мою обнаженную грудь.

Футболка мне понравилась и оказалась оверсайз, как я любила, но единственные спортивные штаны пришлось закатать на талии и хорошенько затянуть, чтобы они не сползли в самый неподходящий момент.

Одевшись, я заметила, что футболка пахла смолой и пламенем, а штаны – мятой. Я понюхала их пару раз, просто чтобы убедиться.

Наверное, я прихорашивалась целую вечность, но в итоге почувствовала, будто родилась заново.

Я вышла на террасу.

Мне всегда нравилось купаться в мутном пруду за трейлерным парком, но я даже представить себе не могла, каково было плавать в бирюзовом море.

Зеленая листва раскинулась над огромным домом, построенным на склоне увитого растительностью холма.

От природы тропиков захватывало дух.

Теплые солнечные лучи ласкали чувствительную кожу, поэтому я осторожно прилегла на мягкий шезлонг и закрыла глаза.

Губы растянулись в улыбке.

Я задремала.

– Почему ты похожа на Зевса? – рявкнул Патро, и я рывком села на шезлонге.

Багровый дуэт возвышался надо мной, полностью закрыв солнце своими громоздкими фигурами.

– Что? – спросила я в замешательстве.

– У вас одинаково загорелая кожа и кудри. – Патро окинул взглядом мои сухие волосы, словно его оскорбляло само их существование. – У тебя даже глаз такой же, как у него, светло-серый. Хотя, – он прищурился, – он бы ни за что не бросил дочь. Значит, с тобой что-то не так.

Фантомная боль пронзила мой левый бок, как раз в том месте, куда приемный Отец ударил кулаком.

Я не стала поправлять его насчет цвета глаз.

Все всегда считали, что разные глаза у меня были с рождения. Некоторые раны настолько очевидны, что их не видишь в упор.

Патро прищурился, словно пытаясь понять, что со мной не так (можно насобирать на целый список), поэтому я прочистила горло и попыталась сменить тему.

– Вы могли бы провести тест на отцовство, чтобы проверить, – неуверенно предложила я.

Было глупо делать выводы о моем происхождении, опираясь лишь на внешние признаки. Все знали, что генетика – это не антагонистическая игра. То, что у двух людей загорелая кожа, совсем не значило, что они родственники.

Ахиллес и Патро смотрели на меня как на идиотку, хотя об этом еще можно было поспорить.

– Нет. – Лицо Патро выражало стойкое сомнение в моих мыслительных способностях. – Мы не можем просто протестировать твою кровь. Ты больше не обычный человек, а кровь Спартанцев имеет слишком высокие показатели кислотности. Очевидно.

В Спарте не осталось ничего очевидного.

Патро поджал губы и тяжело вздохнул.

– Проехали. Главный вопрос в том, почему Зевс отдал тебя нам, а не Теросу?

Ахиллес пристально посмотрел на него и изогнул бровь.

– Он слабый и жалкий, – жестами показал он. – Как и она.

Я изо всех сил старалась сохранять спокойное выражение лица. Это просто возмутительно.

– Я знаю, что он некомпетентен, – вслух ответил Патро. – Но он их наследник, так почему бы ему не… – Он посмотрел на меня и помрачнел. – Хотя, может он и правда хочет, чтобы ты преуспела?

Он сморщил нос.

– Но он бросил тебя и ненавидит нас. Реалистичнее предполагать, что он хочет убить тебя и поиметь нас.

Такое ощущение, будто окружающие решили привить мне отцовский комплекс.

Патро потер виски. Либо он думал, либо у него в мозгу разрасталась болезненная опухоль.

Я молилась о последнем.

Наступило молчание, и снова стало неловко.

Или, может, всегда было неловко? Я давно заметила, что в моем присутствии люди вели себя по-другому. Возможно, причина заключалась в моей огромной груди, шикарной фигуре, и кипучей экстравертной личности.

– Это К-Крит? – прошептала я, назвав первый пришедший на ум греческий остров.

Мужчины нахмурились. Точнее, про Ахиллеса