Все это Билл воспринял как хаотический фон еще одной выставленной в витрине вещи, которая сразу приковала его взгляд. Он стоял, широко раскрыв глаза, не веря тому, что видел перед собой. Мурашки бегали по всему телу, снизу доверху, лоб покрылся испариной, руки похолодели, и на мгновение у него возникло ощущение, что сейчас все двери в голове откроются, и он вспомнит все.

В правой витрине стоял Сильвер.

По-прежнему без опорной стойки, с тронутыми ржавчиной передним и задним крыльями, с закрепленным на руле клаксоном, правда, резиновая груша от возраста покрылась трещинами. Сам клаксон, который Билл всегда тщательно полировал, потускнел, на нем появились пятна ржавчины. Плоский багажник, на котором Ричи так часто ездил, держась за Билла, оставался на прежнем месте над задним крылом, но перекосился и висел на одном болте. Кто-то из тех, к кому попал велосипед после Билла, обтянул седло искусственной кожей «под тигра», которая теперь так вытерлась, что полосы едва просматривались.

Сильвер.

Билл поднял ставшую чужой руку, чтобы вытереть слезы, которые медленно текли по щекам. А проделав то же самое уже носовым платком, вошел в магазин.

В «Подержанной розе, поношенной одежде» стояла вековая затхлость. Как правильно указала девочка, там пахло чердаком, только не из тех, где хорошо пахнет. На этом чердаке не хранились старые столы, в поверхность которых регулярно втирали льняное масло, на этот чердак не затаскивали старые, обитые плюшем и бархатом диваны. Здесь пахло истлевшими книжными переплетами, грязными, обтянутыми винилом диванными подушками, которые в прошлом часто оставляли на жарком солнце, где они едва не плавились, пылью и мышиным дерьмом.

Из работающего телевизора доносились смех и вопли семейки Брейди.

Достойную компанию составлял им голос диджея, который вещал из радиоприемника, находящегося где-то в глубинах магазина, и звался «ваш приятель Бобби Рассел». Он обещал новый альбом Принса тому радиослушателю, который первым дозвонится в студию и назовет фамилию актера, сыгравшего Уолли в телесериале «Оставьте это Биверу». Билл знал — этого мальчишку звали Тони Дау, — но его не интересовал новый альбом Принса. Радиоприёмник стоял на высоко подвешенной полке среди портретов девятнадцатого века. Под ним и под портретами сидел хозяин магазина, мужчина лет сорока, в дорогих фирменных джинсах и сетчатой футболке. Волосы он зачесывал назад и худобой, наверное, мог соперничать с узником концлагеря. Ноги он положил на стол, заваленный бухгалтерскими книгами. Тут же стоял и старинный кассовый аппарат. Мужчина читал книгу карманного формата, роман, который, по мнению Билла, никогда не номинировался на Пулитцеровскую премию. Назывался роман «Жеребцы со стройплощадки». На полу, перед столом возвышался рекламный столб, какие ставили перед парикмахерской. Спиральные полосы ввинчивались в бесконечность. Обтрепанный шнур, протянутый по полу к розетке в стене, напоминал утомленную змею. На табличке перед столбом указывалось: «ВЫМЕРАЮЩИЙ ВИД. $250».

Когда звякнул колокольчик над дверью, мужчина, сидевший за столом, заложил место, где читал, обложкой книжицы спичек и поднял голову.

— Вам помочь?

— Да, — ответил Билл и открыл рот, чтобы спросить о велосипеде в витрине. Но прежде чем заговорил, его рассудок внезапно заполнило одно предложение, вытеснив собой все остальные мысли:

«Через сумрак столб белеет, в полночь призрак столбенеет».

Откуда, скажите на милость, оно взялось?

(через сумрак)

— Ищете что-нибудь конкретное? — спросил продавец. Голос звучал вежливо, но продавец пристально всматривался в Билла.

«Он смотрит на меня, словно решил, что я накурился той самой травки, от которой ловят кайф джазмены», — подумал Билл, и едва не рассмеялся, пусть мысли и путались.

— Да, меня и-и-интересует

(столб белеет)

этот с-с-столб…

— Парикмахерский столб, да? — В глазах хозяина магазина Билл увидел (несмотря на хаос в голове) то самое, что помнил и ненавидел с детства: нетерпение мужчины или женщины, которым приходится слушать заику, желание быстро закончить мысль, чтобы бедняга заткнулся. «Но я не заикаюсь! Я с этим справился! Я, ТВОЮ МАТЬ, НЕ ЗАИКАЮСЬ! Я…»

(в полночь)

Слова так ясно звучали у него в голове, будто произносил их там кто-то еще. Он превратился в человека из Библии, одержимого бесами… человека, в которого вселилось некое существо Извне. И однако он узнал голос и прекрасно понимал — голос его. Билл чувствовал выступивший на лице пот.

— На столб я могу

(призрак)

дать вам скидку, — тем временем говорил хозяин магазина. — По правде говоря, за двести пятьдесят баксов мне его не продать. Я отдам его вам за сто семьдесят пять. Что скажете? В магазине это единственная действительно антикварная вещь.

(столбенеет)

— СТОЛБ! — выкрикнул Билл, и хозяин магазина чуть отпрянул. — Не столб меня интересует.

— С вами все в порядке, мистер? — Успокоительный тон никак не вязался с суровостью взгляда, и Билл заметил, что левая рука мужчины более не лежит на столе. Он знал (тут сработала не интуиция — логическое мышление), что один ящик стола выдвинут, пусть и не видел этого, и мужчина взялся за спрятанный в ящике пистолет или револьвер. Возможно, он опасался ограбления. Без всякого «возможно» — просто опасался. Он, в конце концов, был геем и жил в городе, где местные юнцы устроили Адриану Меллону последнее в жизни купание.

(через сумрак столб белеет, в полночь призрак столбенеет)

Фраза эта вышибала из головы все мысли; он будто сходил с ума. Откуда она взялась?

(через сумрак)

Фраза повторялась и повторялась.

Приложив титаническое усилие, Билл атаковал фразу. Сделал это, заставив рассудок перевести инородное предложение на французский. Именно так, подростком, он боролся с заиканием. Слова маршировали в его сознании, он изменял их… и внезапно ощутил, что хватка заикания ослабла.

Тут же до него дошло, что хозяин магазина что-то ему говорит.

— Па-а-ардон?

— Я сказал, если собираетесь забиться в припадке, сделайте это на улице. Мне такого дерьма не надо.

Билл глубоко вдохнул.

— Давайте начнем с-снова. Представьте себе, будто я только что во-ошел.

— Хорошо. — Мужчина ничего не имел против. — Вы только что вошли. Что теперь?

— Ве-елосипед в окне, — ответил Билл. — Сколько вы хотите за велосипед?

— Возьму двадцать баксов. — Напряжение из голоса ушло, но левая рука пока на стол не вернулась. — Думаю, в свое время это был «швинн», но теперь превратился в дворнягу. — Он смерил Билла взглядом. — Большой велосипед. Вы могли бы ездить на нем.