И с этими словами отец забылся сном.

1 марта 1985 года

Оно вернулось. Теперь я в этом уже не сомневаюсь. Подожду еще немного, хотя чего ждать, и так сердцем чую, знаю наверное. Не уверен, что выстою при встрече с ним. В детстве как-то удавалось, но дети есть дети. Они устроены по-другому.

Записал рассказ отца о пожаре — строчил точно в лихорадке. Все равно домой едва ли пошел бы. Дерри покрылся толстой сверкающей коркой льда и, хотя утром выглянуло солнце, все точно вымерло.

Писал до трех часов в лихорадочной спешке, пытаясь добраться до конца. Да, я не вспоминал огромную птицу, которая гналась за мной в детстве. Отец воскресил ее в памяти, и с той поры она и все с нею связанное не дают мне покоя.

Это напоминание — своего рода последний подарок отца. Я бы сказал, страшный подарок, но по-своему замечательный.

Я заснул за столом в библиотеке, уронив голову на руки перед линованным блокнотом. Проснулся утром — поясница ноет, зато ощущение свободы — наконец-то избавился от того, что лежало камнем на сердце.

И вдруг вижу: ночью я был, оказывается, в зале не один. Пока я спал, кто-то входил.

От двери читального зала — я ее, как обычно, запер — к моему столу ведут следы, еле заметные отпечатки грязи.

Следов, ведущих к двери, нет.

Кто бы это ни был, что бы это ни было, Оно приходило ко мне, оставило свой знак… и исчезло.

К лампе, что стоит у меня на столе, привязан воздушный шар, наполненный гелием. Он завис на косом луче, проникавшем в высокое окно.

На воздушном шаре я увидел свое лицо. Оно было без глаз. Из пустых глазниц сочилась кровь, тонкая резиновая кожа вздулась, и рот исказился в крике.

Я глянул на этот рот и закричал во весь голос. Крик отозвался эхом под сводами библиотеки, вибрируя на железной винтовой лестнице, ведущей к стеллажам.

Воздушный шар поплыл и лопнул.