Наконец со двора послышался знакомый зычный голос. Дверь едва не слетела петель, и внутрь ввалился раскрасневшийся, пыхтящий, будто кузнечные меха, Кайни в рысьей шапке, шубе с соболиным воротом и длинной алебардой в руках, столь неподходящей его статусу и богатому наряду. Вид у соляного короля был усталый и сердитый. Оружие он тут же всучил одному из сопровождавших его свартов, а сам направился к бочонку и только случайно обнаружил у печи Феора.

Они бросились обниматься.

— Хоть ты мне расскажи, что происходит, — взмолился первый советник.

— Погоди, дай дух перевести.

Кайни выдул кружку, громко крикнул слугу и только потом стал скидывать с себя шубу, припорошенную снегом. Прибежал плюгавый мужичонка в сером кафтане, смотревшийся подле него, как метла рядом с мельницей.

— Ужин неси, какой есть.

— Слушаюсь, — отозвался слуга и исчез.

Феор вновь заметил, что за последние несколько недель Кайни переменился, стал суше и жестче, на лице прочно засели грозные черточки морщин.

— На вот, почитай, — толстяк достал откуда-то из-за пазухи свернутый вчетверо свиток берестянки и подал Феору.

Тот развернул, и уголки его губ дрогнули. Он тут же узнал особые извивы рун, которые ни с чем не спутаешь. От сердца отлегло. Жена писала, что они со Сьёргом благополучно добрались до Башен и ждут, когда приедет он сам.

Феор бережно свернул свиток и вздохнул. Он крепко сомневался, что совесть позволит ему так легко все бросить.

— Ну? Хорошие новости? — спросил Кайни.

— Да. Все с ними в порядке. Спасибо, что подсобил.

— Ерунда. А теперь расскажу плохие. — Кайни вытер пот полотенцем и швырнул его на пол. — Аммия исчезла.

Феор даже привстал от изумления.

— Как?!

— Вот так! Пропала и все тут. После гона у колонны только Крассур и остался. Теперь вон лежит при смерти.

— Что ты говоришь? Куда же она могла деться?!

— В городе нет ее.

— Может, ее кто из своих забрал и вывел за стену? Вьюренн или из натановых людей… — Феор тщился придумать более правдоподобную догадку, но в голову ничего не шло.

Кайни покачал головой.

— Этой сучьей вертихвостки Палетты тоже след простыл. Верно, она ее умыкнула. Я послал несколько отрядов своих: к Загривку, Башням и на южный тракт.

— Милосердная Хатран! Как же это?! Ведь надо всех поднять, искать ее!

Феор долго не мог отойти от таких вестей и все порывался отослать дружину в полном составе на поиски Аммии. Прочее казалось ему незначительным, плевым делом. Немало трудов стоило Кайни переубедить его:

— В городе и так паника! — взъярился он, нахмурив кустистые брови, потом перешел на вкрадчивый шепот. — Ты всем хочешь растрезвонить, что княжну выкрали, как мошну с серебром?! Ищут ее! Тут своих дел невпроворот! Поветрие поднялось во всю силу! Порченые на улицах! В Искре! В самой…

— Так собирай совет! — нетерпеливо перебил Феор.

— На вечер я созвал рунгар. Там и обсудим что делать. А пока что передохни немного. Да и мне дай роздыху. Во рту куска хлеба не было.

Феор хорошо знал, что в доме Кайни любая трапеза превращалась в священнодействие, прервать которое не смог бы и сам Скиталец, и раньше чем хозяин утолит голод, добиться от него слова было нельзя.

Та же миловидная расторопная служка внесла на широком блюде жареного лосося, щедро посыпанного заморскими специями. Следом появился гуляш, густой и насыщенный, с темным соусом, в котором утопали нежные куски мяса. Его подали в глубокой глиняной миске, окруженной ломтями свежего хлеба. От аромата баранины, тушеной с луком, чесноком и душистыми травами, слюни текли сами собой. Потом на столе появился ореховый пирог на широком деревянном подносе. Пирог был высоким, с золотистой корочкой, посыпанной сахарной пудрой, которая сверкала, как снег под зимним солнцем.

Почти не жуя, Кайни закидывал в себя мясо и рыбу с таким остервенением и злобой, словно пожирал врагов; Феор не смел его отвлекать. Сам он быстро кончил с едой и принялся вновь расспрашивать, беспокойно вышагивая по широкой зале.

Кайни закусывал и отвечал коротко, сопя и пыхтя, как медведь.

— Не знаю я, куда повезла! Сказал же, на все стороны отправил следопытов, самых надежных. Кони у них хорошие. Со дня на день найдут и обратно привезут.

— Как же все вышло?

— Палетта подгадала как-то, когда случится Погибель. Эта хитрая тварина всех обманула. Даже Крассура и Раткара. А ритуал-то ее был темный. Дюжину бездыханных монахов нашли в центре круга, кровью там все вокруг было улито. Они сами себе горло перерезали.

Феор побледнел.

— Монахи искровые?

— Нет, все пришлые, из Башен. Она их сама набрала.

— Кому же служит эта девка? Самому Скитальцу?

Феор постарался припомнить разговор с Иммом о двух больших культах. Скитальцевы дети были безобидными, а вот другие, Ждущие…

— Ты сам был там? Кому они пели славу? — продолжил горячо расспрашивать он.

— Не был.

— А наши храмовники? Имм?

— Этих не допустила сама Палетта. Я уже тогда сообразил, что затевается какая-то грязь. Оттого и не пошел.

— Что с Крассуром?

— Ослеп. Лежит, в себя не приходит. Боюсь, если немочь не отступит, наемные его сварты и приказчики скоро растащат все то, что он нажил, а самого выставят на мороз.

— Где он сейчас?

— Увезли в княжий дом.

Феор закивал.

— Я видел, как туда поднималась толпа. Сожгут ведь, а перед этим выгребут все ценное.

— Там уже стоят две дюжины моих молодцев. Не пустят.

— А сама дружина сохранилась?

— С утра началась смута, стали разбредаться. Я сейчас как раз из гридницы, собирал сотников и дюжинных, обещал щедрую плату. Так бы и воротная стража ушла. Все в смятении, боятся за семьи. Хворых то там, то здесь находят.

Феор тяжело вздохнул.

— Значит, власти больше нет.

— А ты думаешь, для чего я тебя вызволил! Одного меня слушать не будут! — Кайни поднялся и выглянул в окно. — Ох, Хатран, укрепи сердца наши! Неужто я дожил до этого?! Как всех этих мудней удержать на месте? Они не хотят никого слушать. Люди вон разгуливают по городу и возносят пустые молитвы хрен знает