Наконец, показался лучший и самый престижный двор Петербурга, называвшийся почему-то Большой дом. На нем лепилось друг к другу хорошее жилье из ярких морских контейнеров. Теперь самый центр города. Совсем родные места. Сверкнула золотая искра в воздухе, кораблик над бывшим Адмиралтейством. Показался шпиль Института охраны времени, потом черные стены его крепости, уже почти проглоченные водой, место службы жены. Справа по борту рядом с еще одним хорошим двором виднелся  поднимающийся из воды каменный цилиндр и стоящий на нем какой-то неведомый идол. Он  почему-то указывал рукой на запад. Слева уже показывался Эрмитаж. Полузатопленное длинное здание с голыми черными проемами вместо окон, сейчас превратившееся во что-то вроде торговых галерей. На его крыше шевелился  базар, там шла демократичная торговля. Впереди Неву преграждала длинная дамба, идущая к Васильевскому острову. От этого городской центр был похож на большое озеро. И сейчас его, неистово торопясь, пересекала ванна Эдварда. Над стенами крепости Института появилось белое облачко пушечного дыма. Докатился звук выстрела. Отмечали наступление нового дня – историческая традиция.

«Значит, десять часов». – По городским меркам еще утро.

В воздухе над одним из крепостных куполов висели гигантские буквы, надпись «ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ ХРАНИТ НАС СЕЙЧАС». Ощущалось, какое огромное богатство и спокойная мощь заложены во все это вокруг. Перед родным двором поднимались из воды толстые гранитные столбы Ростральных колонн. Жена говорила, что правильно называть их Расстрельными. И что еще в начале глобпотепления у подножия одной из них были расстреляны восставшие против ига. Сейчас на этом месте то появлялась, то исчезала в воде захлестываемая волнами бородатая голова. Статуя  первого мэра Петербурга и освободителя от ига Собчака-Петербургского. И наконец, он, родной двор. Надежные стены родной хижины, причал недалеко от нее. И она, настоящая жизнь!