– Рассогласования, – Алекс не удержался и поправил его.

– Верно. Она сказала, это безвредно. И с нами ничего не случилось. Так что опять не сходится. А ты что думаешь?

Отец вышел из ванной и принялся распаковывать свои вещи, все еще болтая, рассуждая вслух, как он делал всегда, когда требовалось решить проблему. Алекс знал, что отец пытается не замечать свои страхи, оставаться оптимистом и мыслить рационально в кризисе, изо всех сил старается придерживаться рутины: поддерживает беседу, чистит зубы, раскладывает рубашки и носки, но Алекс презирал его за это – и еще за то, что ужас, звучавший в оттенках отцовского голоса, подкрадывался и к нему, усиливал его собственный страх.

– Я не знаю, – наконец ответил Алекс. Он не отрывал взгляда от телеэкрана, от яркой суматохи любимого мультфильма, безумной получасовой рисованной звериной буффонады с элементами сатиры, по правде говоря, не совсем детской, даже если сперва и могло так показаться: она была напичкана остроумными отсылками к поп-культуре и политике, которые Алекс по большому счету не понимал, хотя часто смеялся, делая вид, что просек. Чтобы поспевать за сюжетом, требуется внимание.

Но он не поспевал. Он все еще думал о том мгновении в закусочной, гадал, повторится ли оно еще, превратит ли знакомый мир в странное отражение самого себя. И его самого тоже. И его ужасала мысль, что Эмери может так и не очнуться. Мы даже не должны были сюда приезжать, в этот дурацкий странный городок, думал он. Мы должны были ехать, куда ехали. Нет, мы должны были повернуть домой. И все же в это же самое время больше всего на свете он хотел вернуться в ту, иную реальность, в которую он ненадолго вступил, снова встретить иного себя. И узнать, если это возможно, кем была для него та девочка. Или кем она могла бы для него быть.

– Когда я почувствовал, как эта рябь прошла сквозь меня на секунду-другую, то подумал только: «Эй, что за…», – сказал отец Алекса. – И все. С тобой ведь тоже ничего не случилось?

– Нет.

Отец сложил покрывало на своей постели.

– Мама сказала тебе что-то, перед тем как Бонни подошла с водой.

– Ничего она не говорила, – ответил Алекс.

Один из космопсов, Баркли Ровер, отправился в космос на прогулку и провалился в черную дыру, которая растягивала его, как мягкую ириску.

– Нет, говорила, – настаивал отец. – Она ведь сказала что-то про тебя?

Алекс пожал плечами.

– Не помню.

Баркли спасли из черной дыры, теперь он лежал бесформенной кучей, клубком собачьих спагетти.

Отец Алекса выдавил из себя ухмылку.

– Ладно, я заметил, как ты поглядывал на ту девочку за соседним столиком. Она ведь хорошенькая, а?

Произнеся это, он сразу нахмурился и отвернулся. Пытаясь разрядить обстановку, он дал Алексу возможность огрызнуться: у них не принято было обсуждать такое. Хотя начиналась новая серия «Космопсов», которую Алекс очень хотел посмотреть, он выключил телевизор, перевернулся на бок лицом к двери, натянул на себя одеяло. Он был вынужден оставаться с отцом в этом душном, тесном номере мотеля, пропахшем сигаретным дымом и чистящими средствами, но он хотя бы мог повернуться к нему спиной. Постельное белье было жестким и пахло незнакомо, не как домашнее. Подушка грубо касалась его щеки и в то же время была слишком тонкой, чтобы поддерживать голову. Совсем не как его подушка, которую оставили на заднем сиденье фургона в суете из-за Эмери. Но ему не хотелось выходить за подушкой, ведь тогда пришлось бы просить у отца ключи – ни за что!

– Да, пора на боковую, – сказал отец после долгой паузы. – Уверен, завтра все наладится. Нужно быть оптимистами. Все разрешится само собой.

Алекс не ответил. Отцовский матрас по-дурацки заскрипел, когда Бен тяжело опустился на свою кровать и завертелся, укладываясь. Он выключил светильник, громко вздохнул.

– Доброй ночи, сынок, – сказал он.

Алекс решил выдержать достаточно долгую обвиняющую паузу, а потом уже было поздно отвечать.

Он лежал, прислушиваясь к отцовскому дыханию, стараясь и сам дышать как можно тише. Ему хотелось, чтобы отец его даже не слышал, как будто обычные звуки засыпания стали бы своего рода уступкой. Пусть слушает тишину и гадает, не один ли он в комнате. Но в итоге впечатления от долгого дня и того, что случилось в закусочной, разрушили остатки его угрюмой решимости. По мере того как сонливость просачивалась сквозь трещины, несвязанные слова и образы всплывали из темноты, осколки и вспышки дня смешивались с искорками мысли, которая появлялась и исчезала так быстро, что он едва мог ее уловить.

Из этих обломков начала складываться история. «Космопсы». Он с семьей попал в эпизод «Космопсов» – с мамой, папой и Эмери. Они помогали семейству Роверов, после того как их корабль разбился на улице перед мотелем. Хотя мотель был больше похож на их прежний дом. Вообще-то это и был их прежний дом, теперь он это видел, – тот, в котором они жили, пока отец не потерял работу и не нашел новую на другом конце страны. Семейство Роверов переезжало вместе с ними, Баркли и Колли Роверы с детьми, Фетчем и Лулу, и их робокотом Спамом. Но что-то случилось со Спамом. Его процессоры поломались, если судить по его походке: она была дерганой и неправильной и из него выпадали обломки металла. Алекс следовал за Спамом, подбирая за ним детали, пока тот шатался по комнате. В его руках блестящие металлические обломки чернели и начинали дымиться, как раскаленные угли. Было больно, но Алекс не мог их бросить. От него зависело спасение Спама. Кто-то спросил его, нужна ли ему помощь, и это была та темноволосая девочка из закусочной, но она уже изменилась. Она стала старше и дружелюбнее. Алекс ответил, что все хорошо, но добавил, что не знает, что происходит со Спамом, и он очень устал, и спросил, не поможет ли она предотвратить его распад. Девочка не ответила, но подтащила к нему складной стул, и Алекс сел. Затем она дала ему стакан воды. Он бросил в него горящие кусочки металла один за другим. Вода шипела и испарялась, а детальки вновь становились идеально блестящими.

– Это