Обруч мягко сжимал мне виски, чуть покалывало в затылке. Пещерный город, путь наверх, глаз озера и министерские опыты — все это казалось ненастоящим, словно и не со мной случившимся. Ко мне возвращалась память.

— Каррамба, Кот, как же сложно было тебя вытаскивать, — Рэм крепко стоял на палубе и улыбался во весь рот, — с меня чуть шкуру командор не спустил!

Командор. Совет командоров. Старое «я», зашитое так крепко, что министерская выборка не смогла его расколоть, возвращалось с каждым сказанным словом.

— Я был уверен: если и могу на что-то рассчитывать, так это на твое неуемное любопытство, — с удовольствием продолжал он. — Это же надо умудриться: среди мусорщиков откопать вакансию историка! Хвала Великому Спруту, я успел выбраться раньше тебя.

Я слушал его, вспоминая…

…Шесть лет назад меня забросили в Город. И я влетел под обвал. Сработал предохранитель — я забыл, кто я и что на самом деле. Потерявший память разведчик. Шпион-склеротик — надо ж так вляпаться!

— Мы ждали от тебя известий, но ты словно в воду канул, — рассказывал Рэм, — и я пошел за тобой. Конечно, ты меня не вспомнил. А с этой поправкой… я делал ставку на твое любопытство. И не ошибся. Историка могила исправит, я ж говорю…

Я вдыхал соль и ветер. Черт, а меня ведь, и, правда, зовут Ким. Только родина моя не в верхних ярусах, а на Островах, которых, согласно директиве Министерства, не существует вовсе.

И хотя Совет Командоров может, похлеще Мусоргщиков будет, пусть. И в родном моем городе к хаки и факелам больше привычны, чем к шелкам и неону. И ладно.

Я еду домой. И делайте со мной что хотите — больше никогда, ни при каких обстоятельствах не надену на собственную физиономию чужое лицо.