– А теперь… громадное удовольствие… привилегия… без дальнейших церемоний, – бубнил труп Дугласа Джердана, – просить выдающегося докладчика… министра ее величества… сэра Джорджа Кобторна…

Снова послышались хлопки, доносившиеся откуда-то издалека, из их сна о жизни. Он постоял, шагнул вперед. Наконец воцарилась тишина – тишина сна, тишина смерти. «Господин председатель, друзья…» Заговорил ли он или ему приснилось, что он начал свою речь, – вот чего никогда не узнать. Это навсегда останется для него невыясненным.

В зале поднялся гул, вскоре перешедший в невообразимый гвалт. Репортеры за столами прессы, мужчины и женщины на трибуне, публика, сидевшая в передних рядах, – все вскочили на ноги, широко разевая рты и что-то восклицая. Потому что сэр Джордж Кобторн с остекленевшими глазами на белом, как бумага, лице, размахивая руками, словно безумный, орал:

– Проснитесь! Проснитесь! Проснитесь!