Игорь стоял в нерешительности, разглядывал печальную картину и понимал, что возвращаться на кладбище сейчас нельзя, а здесь находиться невыносимо. Вот оно… окончание жизни на земле и непостоянство памяти. Как хорошо, что это не конец. Как хорошо, что он об этом знает.

Периферическим зрением Игорь уловил движение слева, повернулся и столкнулся взглядом с… вороной. Черная взъерошенная ворона с желтыми глазами. Она сидела на приставленном к березе кресте так близко, что казалось – протяни он руку и дотронется. Ворона пялилась на Игоря, изредка мигая, склоняя голову то в одну сторону, то в другую. Игорь подался вперед, ворона встрепенулась, каркнула громко и улетела в сторону кладбища. Он проводил ее взглядом и невесть сколько стоял так не двигаясь, словно загипнотизированный. И невесть сколько простоял бы еще, если бы телефон не пиликнул сообщением. Игорь поднес экран к глазам и прочитал:

«Перезвони на этот номер. Срочно. Саша».

«Неужели он меня видел?» – подумал встревоженно Игорь, нажимая на кнопку вызова.

– Алло, Саш?

– Игорь? Игорь, привет! Прости, что так… ты говорил, что безлимит у тебя, а я с чужого телефона. В общем, не важно. Ты сейчас сильно занят?

– Эммм, нет, не занят, – оглядываясь по сторонам и невольно приседая, ответил Игорь.

– Мне правда неловко, но больше некого просить. Мои все на работах. Можешь приехать на Александровское кладбище. Это за городом, но недалеко. Взять такси и сюда. Как можно скорее. Я такси оплачу. И права захвати, если они с тобою.

– Да, могу, – оглядываясь и осторожно всматриваясь сквозь березки в толпу на кладбище, растерянно лепетал Игорь. – Что-то случилось?

– Я, похоже, ногу сломал… из-за… Объясню позже. Мы на похоронах у дяди Леши. За руль сесть не могу, а сюда-то на машине приехал. И никого, кто бы подстраховал, нет рядом. Сам до города доберусь, довезут. А «жигуля» жалко… Разнесут его до вечера тут на запчасти. Можешь приехать и отогнать, а? Я сейчас в больницу, потом на поминки вернусь. Вот туда отгонишь? Я адрес скину в смс.

– Да, конечно, Саш, не вопрос. Скоро буду.

– Машина у кладбища, у дороги. Ключи на заднее колесо левое положу. И… спасибо, брат. Ты не представляешь, как ты меня выручишь.

– Не вопрос, Саш, – снова повторил Игорь, едва скрывая радость в голосе.

Из своего укрытия он проследил, как черно-серая толпа затекла в ржавый пазик, как вслед за ним уехали еще два траурных автомобиля. И только блестящий Сашкин «жигуль» цвета мурена[3] остался сиротливо стоять за периметром старого кладбища.

Когда все уехали, Игорь выскользнул из рощицы, дошел до отцовской могилы, выделявшейся на фоне других свежей рыхлой землицей, обилием живых цветов и следами десятков ног вокруг. Через пару месяцев она уже сольется с остальными захоронениями в едином хоре однообразия и не будет бросаться в глаза среди этих ровных, расчерченных кем-то рядов. Пред смертью все равны… Игорь попрощался молча, оставив и свой след у края насыпного холма.

– Прощай, папа, еще увидимся когда-нибудь… может, в следующей жизни, – произнес Игорь тихо. – Спасибо тебе за все.

Он развернулся и быстро зашагал прочь, к машине, где уже кружили голодными чайками мужички-копатели, высматривая, чем бы поживиться. Игорь достал ключи, и, заведя мотор, ровно и без рывков тронулся с места. Он хорошо знал эту машину, помогал Сашке выбрать ее в девяносто седьмом. А в девяносто восьмом эта машина была в их с Маришкой свадебном кортеже. Сам Игорь… вернее, Сергей тогда предпочел купить подержанную «тойоту», все зарубежное казалось более надежным. Где-то сейчас на свалке та «тойота», восстановлению не подлежит.

Дорогу Игорь знал прекрасно, и адрес, скинутый Сашкой, был знаком: столовка при отцовской работе. Значит, был шанс попасть на поминки. Его никто не звал, но и… никто не выгонит. Если приехать туда раньше, чем Сашка вернется из больницы, то и объяснять ничего не надо будет. На поминках не спрашивают, кто ты и кем приходился покойному. Может… может, получится с мамой поговорить?

Игорь прибавил скорость, но на первом же ограничивающем знаке, притормозил. Ничего, успеет.

Стоило выехать из лесополосы на трассу, как солнце обхватило лучами его лицо и поцеловало в лоб. Игорь прищурил глаза и опустил автомобильный козырек. А там, на внутренней стороне под широкой резинкой, прикреплена была фотография. Игорь узнал ее. Прошлогодним летом они всей толпой уехали на Байкал: Сашка со Светкой и Сергей с Мариной. Снимала Светка на свою мыльницу, потому ее в кадре не было. А Сашка, Марина и Сергей стояли обнявшись: молодые, красивые, хохочущие и мокрые после купания. Таким должно было быть фото. Таким Игорь-Сергей его помнил. Вот только сейчас треть фотографии, та треть, где изображен был Сергей, была загнута. И на снимке остались двое – Саша и Марина, да рука, тянущаяся из-за оборванного края на Маринино плечо. Был Сергей… и не стало. Даже на фото. Игорь шумно втянул воздух ноздрями. Снова это неприятное чувство – ревность. И недоумение.

До столовой он доехал быстро. Ржавый пазик был уже тут, во дворе. Несколько мужиков курили, тихо переговариваясь на крыльце. Среди них Игорь узнал и папиного брата, дядю Славу, и сникшего, потемневшего лицом дядь Колю, лучшего друга, и усатого, всегда такого важного Степан Кондратьича, начальника отдела, где дорабатывал до пенсии отец.

Игорь прошел мимо мужиков, кивая и делая вид, что не знает их, но право на вход имеет. У входа, встречая гостей, стоял одинокий стол с фотографией отца, перед ней – налитая рюмка, покрытая горбушкой хлеба. В центре зала – два ряда накрытых столов. На них – кутья, блины, пирожки, мясные и рыбные нарезки, кисель, уже разлитый по стаканам, и рюмки, пока пустые. Все простое, но в большом количестве, дабы не ударить лицом в грязь. Странная русская традиция…

Людей было много, человек сорок-пятьдесят, не считая тех, кто на улице. Ожидая начала поминального застолья, они разбились на группки по интересам и знакомствам. Там коллеги, тут родственники, пара соседей, одноклассники наконец-то нашли повод собраться… Между ними лавировали грудастыми баржами работницы столовой, доставлявшие на широких разносах тарелки с дымившимися котлетами.

Игорь разыскал глазами маму. Она стояла в кругу близкой родни, и подойти к ней вот так он не решался, потому топтался у входа, не прибиваясь