Нету на свете никакой Италии, есть единственная отравленная страна, где Кате суждено было родиться и суждено помереть. Но только после того, как она проживет жизнь, полную той или иной ценности... А вот какой будет эта жизнь, зависит не только от нее. От добрых и недобрых людей. От многих случайностей. Но Катя все равно гнуться не будет. - Не надо, мама. Я сама. Есть под Миланом церковь... Отец, заскрипев на койке, повернулся к женщинам, моргая красными глазами. — И там знаменитая фреска... „Тайная вечеря"... Ну, сидит Христос... и все двенадцать его апостолов... И он знает, знает, что его предадут, и знает, кто предаст... но... но... Он ничего не сделает, чтобы изменить ход жизни. В этом высшая смелость и мудрость... если ты, конечно, знаешь, во имя чего страдаешь... А если ничего не знаешь... только ешь и пьешь...

— О чем ты, дочь? — испуганно спросила мать.

Отец угрюмо смотрел в стену. Где-то у соседей играла гармошка. Люди жили и на что-то надеялись.

— Мама, я с вами, — тихо улыбнулась Катя. — Я вас никогда не брошу... никогда... ни завтра... — она загнула указательный палец. — Ни послезавтра. .. — разогнула и загнула еще раз: — Это так итальянцы разговаривают, когда через стекло и не слышно. А вот так... — Катя приставила палец к щеке, — вкусно... Ничего, мама.

Она приставила пальчик к щеке и уснула.

1994, Красноярск