Кирилл Иванович кивнул и задумался.

— В посольстве? Но ты же понимаешь, что у нас военные разработки. Конечно, из закрытого периметра невозможно ничего вынести без моего ведома, но, может, она «крот»? Законспирированный шпион? Модификантка, сдерёт с тебя кожу, натянет на себя, прочистит мозг, пройдёт все сканеры и залезет сюда? В наше время побеждает тот, кто заплатит больше.

— Нет, что за ужасы. Она уволилась из посольства год назад, прошла тестирование и получила статус горожанина. Сейчас преподаёт в училище. Я уверен в ней. Ей нравится её новый дом, нам хорошо вдвоём, и я сразу сказал, что моя работа…

— Я понял, — прервал меня Кирилл Иванович. — Но смотри, сохраняй режим секретности. Ведь у тебя четвёртый, предпоследний допуск.

* * *

Я был на распутье в тот день.

Тощие модификантки вились на сцене, словно змеи телесного цвета. Встроенные в рёбра колонки стреляли стробоскопами по посетителям и стенам стрип-бара, а флуоресцентная кожа на грудях и бёдрах переливалась радугой и отображала осциллограмму играющего транс-джаза. Аудио-шнуры, вставленные в позвоночник и другие неожиданные места, были сугубо декоративными, на имплантированные колонки поступал сигнал по беспроводной связи из синтезатора, зашитого под кожу у одной из участниц. Я разбирался в этом. Единственного в представлении мужчину упаковали в голографический «плащ-невидимку», и его можно было опознать только по тёмным точкам глаз и преломленному свету от тел танцовщиц.

Распиливая вилкой котлету, я обнаружил, что уже научился их различать — это оказался свежий урожай из оранжерей шестого сектора.

Мне было непонятно, как начать разговор и к чему его вести. Я не мог говорить, но мне хотелось совета, понимания и капли женской интуиции, чтобы принять важное решение, поэтому я решил поговорить в необычной обстановке. Я был готов ко всему, и это «всё» произошло.

— Хорошее место, — улыбнулась Вика. — Мне здесь нравится, хоть и не люблю стриптиз.

— Угу, — кивнул я.

— А тебе нравится?

— Угу.

— Слышал, скоро самолёт-дефицитник из Приморья прилетит. Сходим на рынок, купим что-нибудь?

— Угу, наверное.

— Матвей, ты какой-то молчаливый сегодня. Расскажи что-нибудь. Как твоя работа, чем занимался?

— Проектировал, — пробурчал я с набитым ртом. Прожевался и договорил. — Что именно, сказать не могу, ты знаешь.

На её лице уже не было огорчения, как в прошлые разы, когда я говорил о том, что моя работа секретная, и я этому даже обрадовался. Спросил:

— Кстати, как ты относишься к сантехникам?

— К сантехникам? Равнодушно. Да я и так догадываюсь, что ты проектировал. Какие-то деревья. Ты и в Угре этим занимался. Только раньше не молчал, делился со мной.

— Разные режимы секретности.

— Что с коллективом? Хороший? Общаешься?

— Угу, — кивнул я. — Трудолюбивые. Кстати, завтра, возможно, я задержусь на работе.

— Ты становишься трудоголиком, — обида всё-таки появилась. — За последние две недели в твоей жизни не осталось почти ничего, кроме работы, и то, о ней ты рассказываешь короткими фразами.

— А что ты хочешь, — несколько резко парировал я. — Я полтора года шарашился по клубам, работал сторожем, ночным диджеем, звукачом и прочими товарищами, получающими копейки. Я потратил столько сил, нервов на то, чтобы пройти тестирование и пробиться в Корпорацию, чтобы получать больше — и ты теперь в чём-то меня обвиняешь? Это же будут наши деньги, общие.

Вика насупилась, замолчала. Обычная женская тактика — изображать обиженную даже тогда, когда обижаться, в общем-то, не на что. Мужчина начинает извиняться, оправдываться, и женщина укрепляет свои позиции в паре. Эти приёмчики изобретены ещё задолго до Ядерного Утра, и в последнее время Вика стала прибегать к ним всё чаще и чаще.

Это начинало выводить меня из себя. Вместо помощи и поддержки в сложный момент я получил порцию негатива.

— Ты же наверняка ничего не придумываешь нового. Просто комбинируешь белковые формулы и схемы роста, спёртые из угорской «Бионики». Это так скучно, я же помню…

— Всё, замолчи! — крикнул я. — Официант, счёт.

Мне стало страшно, и я передумал рассказывать ей о своей проблеме. То ли сработала паранойя, возникшая после разговора с Кириллом Ивановичем, то ли просто наскучили её претензии. Женское любопытство ли это, или какой-то другой интерес — в любом случае её настырность начинает представлять угрозу для меня и корпорации, понял я.

Но мне казалось, что я не прекращал её любить. И я не знал, что делать с завтрашним днём.

Вика вжалась в кресло. С тех пор, как мы помирились, я очень редко повышал на неё голос. Мне таких трудов стоило снова её обрести, и она это понимала. Официант принёс счёт, я проверил содержимое, добавил графу «чаевые» и скинул сумму со смарт-карточки на платёжный планшет.

Мы молча вышли на мрачную улицу. Электробусы ходят круглосуточно, а легковые машины могут позволить себе только директора и члены Городского Вече. Вика мёрзла на весеннем ветру, кутаясь в мой жакет, и молчала. Мне стало жалко её, я осторожно провёл рукой по спине, пытаясь примириться, но она дёрнулась и отстранилась от меня. Мы вошли в электробус, коснулись смарт-карточками считывателя. В электробусе были заняты все сидячие места, и несколько человек стояли в салоне.

Нам оставалось ехать ещё шесть остановок. Вика скинула мой жакет с плеч и сунула мне в руки, не глядя в глаза.

— Ты обиделась? — прервал я молчание. — Надень обратно, замёрзнешь же.

Она не ответила. Электробус остановился на следующей остановке, вошёл пожилой горожанин. Двери начали закрываться, Вика посмотрела на меня колючим, злым взглядом, процедила сквозь зубы:

— Ненавижу, — и выпрыгнула из закрывающихся дверей на тротуар.

— Ты что! Водитель, останови!

Электробус поехал. Водитель не слышал меня. Собственно, он и не обязан был останавливаться — график есть график.

Я не мог понять, что на неё нашло. Вика никогда не поступала так раньше. Набрал её по смартфону, она не взяла трубку. Собственно, именно в тот момент я окончательно понял, что потерял её.

Разговор так и не состоялся, но благодаря разрыву с Викой решение я всё же принял.

* * *

— Что, ни грамма?

— Нет.

— Прямо ни граммульки? — Кирилл Иванович шутливо прищурился. — Помню, когда я в двадцать пять потерял свою первую бабу, я не просыхал неделю. А ты, к тому же, расстаёшься с ней уже второй раз. И что потом, ты разобрался, где она?

— Осталась у подружки. Вчера утром посылала мужа этой подруги, Серёгу, чтобы он забрал кой-какие вещи.

— Ты отдал?

— Конечно. Думаю, всё равно это было неизбежно. На неделе заберёт остальное.

В коридоре слышались звуки циркулярной пилы