Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 93
Так как к своим почти пятидесяти годам клиент Аркадия прошел тяжелый для любого организма путь системного наркомана и алкоголика. В тусовке таких называют кайфожорами. Григорий перепробовал все, что только можно. Но несмотря на огромное количество тараканов в голове и букет хронических заболеваний, был жив.
Хотя большинство друзей и подруг его юности уже давно укоризненно смотрели на престарелого рокера с надгробных фото на многочисленных кладбищах Первопрестольной. По меткому выражению Хантера Томпсона: «Слишком странный, чтобы жить, и слишком редкий, чтобы умереть».
Приближаясь к полувековому юбилею, Григорий внезапно осознал, что жизнь пора менять. Проблематично сказать, что послужило истинным мотивом для такого решения. Скорее всего, принято оно было по совокупности причин. Первой, о которой было сказано выше, явилось то, что зажигать стало не с кем и, как следствие, терять связь с реальностью в одиночестве в огромной квартире на Фрунзенской набережной стало как-то не прикольно. Слишком много привидений из прошлого стало входить в его бедный мозг вместе с очередной дозой. А это уже не веселье, а сплошная порнография.
Вторым мотивом стала причина экономическая. Дело в том, что, несмотря на солидный возраст, бонвиван за всю свою жизнь толком нигде не работал. Все его благосостояние держалось исключительно на щедром подаянии матери – миноритарного акционера и старшего вице-президента крупной банковской структуры. Откупаясь за невозможность принимать настоящее участие в судьбе сыночки, бизнес-леди содержала его, троих его детей от разных браков, оплачивая все, что только можно оплатить, – от носков до спортивных авто, которые отпрыск уничтожал с завидной регулярностью. Но и ее терпению пришел конец. И был поставлен ультиматум: прекратить! Во что бы то ни стало!
Ну и, наконец, стало просто страшно. Потому что хоть он и не приобрел серьезных заболеваний, но организм стал пошаливать. Экстренный вызов «скорой» из-за подозрения на инфаркт, когда Григорию пришлось почти тридцать метров ползти от столика с дорожками из белого порошка сомнительного качества к входной двери, истекая по пути потом и ежесекундно опасаясь потерять сознание, довершили дело. Решение было принято, и он завязал.
Мать на радостях оплатила дорогущую клинику в Швейцарии, в которой непутевый сынок провел почти год. В Москву он вернулся очищенным и опустошенным. Поэтому ему постоянно требовался Аркадий и что-то сладкое – единственное доступное в такой ситуации химическое удовольствие.
– Как сказать, Аркадий Аркадьевич. И да, и нет.
– Вы меня пугаете, Григорий!
– Нет-нет. Неправильно выразился. К прошлому возвращаться не хочу. Точнее, не имею психологической возможности. Очень! Очень страшно! Хотя, не буду увиливать, ширнуться тянет постоянно. Особенно если музыку услышу какую-нибудь памятную или фильм посмотрю. Сразу проваливаюсь в воспоминания и как будто даже дозу получаю! Но потом как вспомню потолок в «скорой», желание сразу пропадает. Ну, или отходит на второй план. И это главная беда! Не могу перестроиться. Не могу перестать хотеть. – И без того вялый взгляд Григория еще больше потух.
– В этом я как раз не вижу ничего удивительного. Непросто взять и выкинуть тридцать лет жизни. К тому же такой насыщенной.
– Да, Аркадий Аркадиевич, в том-то и дело. Я ощущаю себя собственной тенью. Хотя, может быть, внешне и выгляжу лучше, чем пару лет назад. Лоснюсь прямо-таки. Но внутри я как Фродо без кольца – истончился до невозможности. Нет больше «моей прелести». Как жить? Боюсь, наступит момент и я на все наплюю и начну опять. Причем пойду сразу во все тяжкие, чтобы, так сказать, компенсировать год простоя.
– Хм… Ну что же. Допустим, допустим. – Аркадий выдержал паузу. – Допустим, что так и будет. Но что же дальше? Вы же понимаете, что второго шанса может и не быть? И, скорее всего, все пойдет именно так, как вы говорите, – компенсируете сразу всю «недосдачу». К чему это приведет, вам сейчас даже опытнейший нарколог не скажет, но – сто процентов – ни к чему хорошему.
– Я понимаю! Но то, что сейчас, это же не жизнь! Мне не то что скучно, мне омерзительно противно от самого факта существования. Да, меня больше не ломает – физически мне нормально, но для чего все это? Я не понимаю…
– У вас, как я помню, трое детей?
– И что? Они даже не знают, кто я такой. – Григорий махнул рукой. – Впрочем, я и сам этого не знаю. Но даже если бы и знали, зачем им такой отец, как я? Что я могу им рассказать? Какой дать пример? Я абсолютно пустой! Мне самого себя нечем увлечь. Неужели вы думаете, что я могу заинтересовать чем-то хотя бы одного из трех жизнелюбивых подростков? В их-то возрасте? Старшему – 16, средней – 14, а младшему – 11. У них сейчас самая настоящая жизнь – первые встречи, первые чувства: любовь, предательства, ежедневный новый опыт. И тут я – великовозрастный наркоман, который даже от передозировки не смог помереть. На мой взгляд, тотально неравноценная замена. Если бы мне предложили такого товарища в качестве объекта для общения, я бы сделал все что угодно, лишь бы от него как-нибудь откреститься. Да и с их родительницами у меня, честно говоря, не очень отношения. Мама, конечно, их поддерживает, и к ней они все хорошо относятся. Но лично я для них – монстр, испортивший жизнь. Из трех только одной моей бывшей жене удалось устроить личную жизнь – попался действительно хороший человек. А остальным пришлось очень несладко. Я, знаете ли, имел привычку исчезать с концами на последних сроках беременности. И появляться снова, когда детям было уже около одного-двух лет. Такой стиль, знаете ли, не располагает к выстраиванию дружеских отношений.
Григорий замолчал. Взгляд его обратился внутрь, где, по всей видимости, олдовый тусовщик начал созерцание «героических» картин поблекшего прошлого. Эпичность размаха собственного жизненного пути заставляла кузнецовского клиента сдуваться на глазах.
– Ну что вы, Григорий! Так нельзя! Давайте попробуем посмотреть на это с другой стороны.
– С какой, Аркадий? Думаете, я не смотрел? Да я только и делаю, что пытаюсь понять, что же со всем этим делать. Это стало еще одним моим бесконечным кошмаром. Когда я был в системе, жизнь была до неимоверности проста и счастлива. Я жил сегодняшним днем. Да что там днем – мгновением, но каждое из них было настолько выпуклым, настолько емким, настолько ярким, что я даже поверить не могу, что все это было со мной. – Григорий немного помолчал. – Были и мерзости, конечно, разного рода. Одна только сексуальная жизнь чего стоит. Но все гадости я делал легко и искренне. Я не был, что называется, закостенелым злодеем.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 93
