– Это не поможет, отец Константин. Где же были твои молитвы и Бог, когда я предложил отдать книгу мальчишке за мешок золота? Почему Господь не откликается на зов, когда так велико отчаяние? Я неспроста выбрал тебя, нет… – Мужчина сделал шаг вперед, прижав меня к стене, я слышал его слова словно сквозь толщу воды, всматриваясь в безжизненные глаза черта, где сквозила ненависть ко всему живому. – Сребролюбие – жадная любовь к деньгам – видно за версту, как маяк в спокойном море. Стоило лишь предложить побольше – и ты передашь все, что только скажут: запретную книгу, рожденного вне брака ребенка на кладбище; оставишь младенца на каменной холодной плите умирать. Твоя жена на протяжении сорока лет задается вопросом: почему же Бог не дал вам детей? А ты хоть раз пытался рассказать ей правду? Объяснить, что это плата за грехи?

Смех бесов волной прокатился по комнате, заставив меня зажмуриться и вжаться сильнее спиной в стену. Но мужчина продолжал, понижая голос и подходя ближе. Шаг – и я почувствовал, как его волосы скользнули по моему лицу.

– Твоя первая любовь… Анна… Лучезарная девушка с кожей словно парное молоко, а волосами цвета солнца. Один ее взгляд заставлял сердце биться чаще. Похоть, что цвела внутри, не могла бороться со здравым смыслом. Ты изнасиловал Анну, опоив ее. А когда она забеременела, отказался от ребенка. Опороченной девушке больше ничего не оставалось, как сброситься со скалы, обрывая две жизни. Ты взываешь к молитвам, поклоняешься Богу, но сам погряз в грехах, которые станут лакомым куском для чертей, готовых разорвать тело на части, лишь бы добраться до прогнившего сердца. Узнай Клавдия правду тогда, перед алтарем и крестом Господним, согласилась ли бы она связать свою жизнь с убийцей?

– Я не убийца… я не заставлял ее сбрасываться… я лишь хотел…

– Ты хотел удовлетворить собственную похоть, – холодно произнес мужчина. – Каждая жизнь подходит к концу. Умирая, душа должна предстать перед судом Божьим, чтобы определить свою дальнейшую судьбу – обрести либо вечную жизнь, либо вечное наказание.

– Нет… нет!

Но в это же мгновение, будто вышибли весь воздух из легких, тело стало невесомым, словно воспарило над землей. Покой, умиротворение окутывали со всех сторон, но как только я открыл глаза, то закричал что было сил – передо мной было множество котлов, которые стояли на демоническом огне, они были сплошь усеяны рытвинами и царапинами, не принадлежавшими человеку. Души стонали от боли и вскидывали костлявые руки ввысь, пытались выбраться из клетки, что было заведомо невозможно – около каждого котла стоял черт, в лапах которого была плеть, объятая огнем: удар – и грешник кричал, рухнув на железное дно, второй – и стоны, доносившиеся со всех сторон, притихли, лишь слабые отголоски слышались где-то вдали.

Кто-то схватил меня за рясу и потащил по узкому коридору, наполненному котлами, где горели и варились грешники. Удар – и спина отозвалась болью. Железное дно накалялось, сжигая одежду. Когда я остался нагой, кожа начала покрываться волдырями и лопаться.

Нет, этого не может быть… Я же служил Богу… я заслужил место в раю!

В следующее мгновение удар огненной плети рассек кожу на спине, заставляя рухнуть на колени и закричать. За первым последовал второй, третий… После тридцатого я сбился со счета, и мой голос, полный боли, страданий и агонии, присоединился к мукам грешников, что сливались воедино, подобно церковному хору.

Глава 6

Клавдия

Сплетни порождаются

злыми языками

Выйдя из избы, я оставила небольшой зазор, чтобы слышать разговор Константина и мужчины, с которым супруг, оказывается, был знаком. Поначалу слышались обрывки фраз, а затем дверь захлопнулась, вероятно, от порыва ветра. Я пыталась отворить ее, но не удавалось, будто кто-то держал ручку с обратной стороны. Раздался смех, отчего пришлось прижаться ухом к двери, чтобы хоть что-то расслышать. Не прошло и минуты, как она распахнулась и на пороге появился тот самый незнакомец – пришлось отшатнуться и выпрямиться, чтобы не выдать себя.

Когда мужчина впервые появился на крыльце нашего дома, он прихрамывал на одну ногу – теперь же не было никаких следов недуга. Я сощурилась, но незнакомец лучезарно улыбнулся и жестом пригласил войти внутрь. Поправив прическу сквозь платок, я вошла в избу и замерла. На полу лежало безжизненное тело Константина: глаза устремлены ввысь, руки сложены, словно в молебне, а ряса была вся в крови. Кожа словно покусана, покрыта мелкими рытвинами, а крест, который священник всегда носил с собой, валялся в углу комнаты, поблескивая в солнечных лучах.

– Хотите о чем-то спросить меня, Клавдия, не так ли?

Вкрадчивый шепот послышался совсем рядом, отчего я отпрянула и взвизгнула. Развернувшись и схватив с плеча полотенце, которое так и не удосужилась снять, замахнулась и ударила им мужчину по плечу. Он не сдвинулся с места, лишь принялся расстегивать фрак и закатывать рукава, как врач перед операцией.

– Что вы делаете? – истерично спросила я, сделав шаг назад.

– Очищаю землю от злых языков.

– Простите?

– Бог простит. – Мужчина улыбнулся и резко подался телом вперед, схватив меня за плечи. Повалив на пол, он коленями прижал мои руки к полу и потянулся ладонями к печи, где на выступе лежал разделочный нож. – Больно не будет. Наверное.

Он с невероятной силой распахнул мой рот и схватился за язык. Замахнувшись, мужчина отрезал часть плоти и кинул ее в горящую печь – та зашипела, взметнув языки пламени ввысь. От боли тело парализовало, и мужчина, воспользовавшись случаем, встал и отряхнулся, будто ничего не произошло. Глотку обжигала кровь, которая смешивалась с моими слезами.

– Вы с ним действительно сто́ящая пара. Только ты пока не заслужила смерти. Живи и молись, чтобы Сатана не пришел по твою душу, Клавдия.

Мужчина вышел из избы. Всматриваясь в деревянный, местами прогнивший потолок, я плакала и спрашивала у Бога, чем заслужила подобное. Но он молчал. Перед тем как провалиться в блаженную темноту, я была готова поклясться, что слышала смех и видела темные силуэты, которые прыгали по стенам и потолку.

Глава 7

Андрей Азаров

Желание владеть всем приводит к катастрофе

После церкви мы пошли домой. Из-за непогоды не удалось дойти до ближайшего полуразвалившегося рынка за сахаром и маслом – любимым