– Не долго, ага…

Ябтако не смогла бы сейчас вспомнить, кто именно лишил ее непорочной девичьей чистоты, был ли то Яш-ша или кто другой – это было вовсе не важно, важно, что этот молодой парень, казак сейчас этак вот смотрит, не отрывая глаз, и делает все, что она, Ябтако-нэ, скажет. И никого к ней не подпускает! Все так, как и учила Митаюки. Привязать к себе!

Девушка усмехнулась: да привязан уже, вон как ластится, словно детеныш спинокрыла к матке. Помучить, что ли, его? Нет, пожалуй, достаточно уже помучился – Митаюки же предупреждала, чтоб не перегибали палку, да и… Да и себя хватит мучить, чего уж!

– Ябтако, а тебе какое имя больше нравится – Ясфирь или Януария?

– Мне мое имя нравится. Оно значит – «тоненькая, как молодая тростинка», или «стройная, как лань».

– Ты такая и есть, – казак нежно погладил девушке руку. – Как тростинка… как лань… Знаешь, Ябтако, я ради тебя… тебя ради…

Он хотел было поцеловать любимую в губы, да та увернулась со смехом, вырвалась, в сторону, к смородиновым кустам, отбежала, обернулась лукаво: мол, ну и что ты встал?

– И в жены меня возьмешь?

– Возьму!!! Вот хоть сейчас прямо!

Теряя разум – голову он давно потерял, – Яшка схватил девушку за руку, притянул к себе, прижал, обнял, жарко целуя в губы. Руки его скользнули под оленью рубашку девы, ощутив нежно-манящую теплоту кожи, твердые косточки позвоночника, лопатки… твердеющую грудь…

– Тихо, тихо!

Закатывая глаза, Ябтако особенно-то не сопротивлялась, зачем? Когда и самой-то так хочется, аж все лоно неугасимым огнем горит!

– Ах, Яш-ша… Яш… Кажется, будто кто-то за нами подглядывает!

– Да кому мы нужны-то… уфф… да и темно… почти…

– Нет… там, за кустами… ах…

Одежку – в траву. Сверху – деву… и сам… И лечь… и обнять, гладить золотистые плечи и грудь, ласкать, целовать почти до смерти, до самого сладкого, и где-то так, иногда, чувствовать пряный запах трав, а над головой – алое закатное небо.

Яшка Вервень проводил любимую почти до самой хижины, дальше не пошел – Ябтако не разрешила, чтоб других дев не смущал, чтоб не завидовали:

– Ступай к своим, Яш-ша. Я уж дальше сама.

Поцеловав девушку на прощание, молодой казак зашагал к частоколу, да на полпути обернулся, помахал рукой.

Немного постояв, Ябтако пошла к хижинам, как вдруг услыхала приближающиеся шаги. И голос… Грубый, насмешливый голос, чужой:

– Так-то ты, Ябтако-нэ-я, проводишь нынче время!

Девушка испуганно обернулась и вздрогнула, увидев закутанную в длинный травяной плащ фигуру, возникшую вдруг в мерцающем свете двух золотистых лун:

– Не может быть!

– Волею великих богов – может!

– Ясавэй, братец!!! Ты жив?!

– Не радуйся, – Ясавэй холодно отстранил кинувшуюся к нему на шею девчонку. – Я знаю – ты полюбила врага! Того, кто принес всем нам кровь и горе. Что смотришь? Или я не прав, Ябтако?

– Прав… – скорбно вздохнула дева. – Ты всегда во всем прав, братец. Ты думаешь, я давно забыла родной Яранверг? Знай же, это не так… просто… с тех пор у меня… всех нас, настала жизнь совсем другая… или вообще – не жизнь… Ясавэй!

– Чего тебе?

– А все-таки ты такой же смешной, как и раньше!

Ябтако тихонько засмеялась, и юный воин вздрогнул – уж чего-чего, а смеха он сейчас никак не ждал.

– А помнишь, мы бегали с тобой к реке? Брызгались, плавали наперегонки? Помнишь, братец Ясавэй? Вижу, что помнишь.

С силой мотнув головой, словно бы отгоняя навязчивые воспоминания, юноша скорбно поджал губы:

– Не обо мне сейчас речь – о тебе. Я смою твой позор, милая сестренка, смою кровью! Тот, кто надругался над твоей честью, не доживет до утра! Молчи! Я – мужчина, ты – женщина, и твое дело – покорно внимать моим словам и делать то, что скажу я. Прощай…

Ясавэй беззвучно исчез, словно растаял, ни одна веточка не шелохнулась.

– Постой!!! – запоздало вскрикнула Ябтако. – Ясавэй! Братец!

Напрасно кричала ясноглазая дева. Напрасно пыталась догнать. Явившийся неизвестно откуда незваный мститель исчез, как и не было.

– Ох. Яш-ша… – девушка задумчиво покусала губы. – Скорей!!! Что там глупышка Анине болтала про какую-то пещеру?

Ябтако буквально выдернула возлюбленного со двора, потащила.

– Что такое? – удивленно моргал казак. – Куда мы бежим-то?

– Прочь отсюда!

– Прочь? Но… почему?

– Потом скажу, сейчас – быстрее…

Вервень, конечно, хотел бы узнать больше, однако девушка выглядела такой взволнованной, что расспрашивать на бегу ватажник не решился – пусть хоть немножко успокоится, придет в себя. О том же, чтоб никуда не ходить, он и не думал – раз Ябтако зовет, значит – надо.

– Вот… прошли…

Девчонка кивнула на заросли и бесстрашно полезла первой.

– Эй, эй! – крикнул вслед Яшка. – Ты куда?

– Давай за мной, да!

Пожав плечами, Вервень нырнул в кусты, проваливаясь в какую-то глубокую яму – не видно было ни черта в темноте! Хоть и сияли в небе две луны, но тут – то густой чернотал, какие-то колючие кусты, верба… Поди, разгляди в сумерках!

– Ябтако! – схватившись за саблю, позвал казак. – Ты где есть-то?

– Здесь, – послышалось за спиною. – Поворачивайся и за мной иди, да.

Свет двух лун почти совсем померк – яма превратилась в обширную подземную полость, пещеру, тянувшуюся… Один бог знает, куда она там тянулась!

– Здесь и пересидим да утра, – усевшись, устало промолвила дева.

Яшка возмущенно дернулся:

– До утра?!

– А тебе что, не нравится? Я же с тобой… Ну, иди-ка сюда… иди же…

Почувствовав на губах соленый вкус поцелуя. Вервень и думать забыл обо всех своих подозрениях, расслабился… Вот она, оказывается, что удумала-то! Ну, хитроумная… Дня-то ей мало!

Ябтако правильно рассудила – Ясавэй поклялся убить ее «обидчика» до утра… А если до утра не убьет, тогда… тогда видно будет! Тогда и про братца узнать легче – с кем да почему здесь – надавить, договориться. А пока – пусть ярость пройдет, уляжется, а утром уж настанет время для спокойного разговора.

Конечно, если бы вместо Яш-ши был кто другой, кто бы силой… Ябтако бы не думала, не рассуждала – сбежала бы вместе с братом, да думала бы, как отомстить врагам. С другой стороны – и так уже мстить начали – все девы сир-тя! Скоро – совсем скоро! – бледнолицые демоны перестанут быть дикарями, утратят весь свой воинственный пыл, станут покорными… своими. О том говорила Митаюки-нэ, и Ябтако ей верила, как верили и другие пленницы-девы.

Утренний молебен обставили, как могли, торжественно и пышно. Воздвигли крест,