Погляделась в воду Настя – сама себе понравилась: животик, конечно, видать, да ведь не осунулась, с лица не спала, даже щеки – кровь с молоком – красные. И все – казаки, бабы с девками, детишки – веселы да здоровы – знать, не зря от мора ушли, упаслися! Помог Господь-то, не зря молили.

Ох, а щека-то левая – грязная, от костра верно… вымыть, сполоснуть… так… Теперь бы волосы расчесать, а то срам. Эх, жаль, гребень-то в пути где-то оставила, потеряла! Хороший был гребень, костяной, из дому еще… о прежней жизни – память. Ох, Богородица Пресвятая дева! Да была ли она, прежняя-то жизнь, до сибирского полона? Нынче смутно все помнилось, как и не было. Да и что там вспоминать, когда тут, за Камнем, все так славно сложилось: и муж любимый – не кто-нибудь, а атаман, из детей боярских, и землица, изба, подружки… сейчас и детишки пойдут один за другим – пора уже, иначе на что и баба?

Было бы это всем там, дома? Навряд ли! Кто бы обесчещенную полоняницу взял? Некуда было бы податься, в монастырь если только… Да, так – в монастырь, от мира грешного отрешиться. А здесь нынче-то судьба завидная – жизнь! Если бы вот только не колдуны, не звери страховидные, лютые. Да не этот, так не вовремя случившийся, мор! Хотя – когда это мор вовремя приходит?

Ничего!!! Плеснув водицей, Настя сама себе улыбнулась, подмигнула даже: ничего, перебедуем, пересидим, а осенью переберемся обратно в острог, уж недолго осталось – а там и казаки с атаманом вернутся. Соли привезут, зелья порохового, подарков разных – ткани аксамитовые, бархатные, красивые браслеты, пояса, серьги…

Осени бы только дождаться!

Про осень – Митаюка придумала: мол, ветра северные холодные подуют, выгонят из острога всякую хворь. Это она верно сказала – про северные ветра, да и ушли из острога – верно, мор-то, лихоманка огненная, она ведь людей жрет-кушает, а не будет людей – так от голода-то и пропадет, сгинет, да ветер холодный остатки выметет. Спаси, Господи – верно сделали, что ушли, вот только зачем так далеко забираться? Сидели бы себе на бережку, у моря, да казаков своих дожидалися. И рыбы, и ягод-грибов, чай, хватило бы. Так бы и сделали, кабы не людоеды, что появились вдруг, да бродили по берегу стаями – так и Митаюки-нэ говорила, да и казаки многие, и бабы тех людоедов видели. Вот и ушли – от греха. Людоеды сильно-то в чащи забредать не любили – там много кого зубастого хватало, не драконы, так те же волчатники да нуеры – сожрали бы нехристей за милую душу!

Слава Богородице-деве, никто из хищников покуда на беглецов не нападал, все потому, что Митаюка места здешние знала и дорогою возле оберегов языческих вела, а куда вела – бог весть, так толком и не объяснила, сказала, мол, у старшого спрашивайте, у Матвея Серьги. Спрашивайте… А кто они такие-то, чтобы ставленного атамана спрашивать? Обычные бабы, не казаки, никакого голоса не имеют. Вот казаки бы и спросили… Только как их заставить-то?

Вздохнув, Настя вышла из речки, прищурилась, любуясь утренним солнышком, да, поглаживая живот, представляла, каким вырастет сын? Почему-то знала, что обязательно сын родится, а вот на кого больше похож будет? На Ивана иль на нее? Улыбнулась вдруг, подумав, что, верно, не зря письмо любимому мужу оставила, да лоскуточки красные к кусточкам привязывала по всему пути. А вдруг да казаки раньше вернутся? Может, ветер попутный задует да со Строгановыми все быстро сладится – вот и вернутся. Войдут в острог – а там и нет никого! Что подумают?

Похвалив себя за предусмотрительность, Настя прислушалась – совсем рядом, в кусточках, вдруг запела иволга, за ней подтянулись и малиновки, жаворонки… а вот засвистал соловей.

– Ты соловей, соловушка-а-а… – усевшись на усыпанный ромашками и васильками пригорок, тихонько затянула дева. – Ой да, песню пой…

– Ой да песню пой, – подойдя, уселась рядом Устинья.

Синеглазая, худенькая, с тугой небольшой грудью, она чем-то походила на Настю, разве что была посмуглее да пониже ростом. Девки сир-тя почему-то относились к ней почти как к своей, может, потому что и на них она была похожа – такая же маленькая, темноволосая, смуглая.

– Ой, что-то долго разоспались сегодня, – допев песню, Устинья потянулась, зевнула, перекрестив рот. – Пойти искупаться, что ли?

– Вот-вот, – улыбнулась Настя. – Сходи. Наши-то встали все?

– Да уж… сейчас, видно, придут… Ого!

Оглянувшись, Устинья кивнула на спускавшихся к реке казаков, в большинстве своем молодых парней – Яшку Вервеня, Ферапонта Заячьи Уши, Игумнова Тошку.

– Теперь в реку не пойду, опоздала. Срамиться не буду.

Настена пригладила волосы рукой и, словно бы между прочим, спросила:

– Слыхала, вы с девками вчера допоздна сидели.

– Сидели, – Устинья отвернулась от парней, кивнула. – Так песни пели, болтали… Ой, эти девки-то такие смешные, ужас! Так говорят смешно.

– Они ж колдуньи все.

– А вот и не все! Колдовать-то немногие средь ихнего народу умеют, кто умеет, тот хозяином себя мнит.

– Это они тебе сказали?

– Они.

Повернув голову, Настя посмотрела на выбегавших из лесу, из шалашей, девок – бывших полоняниц, а ныне уж непонятно, кто они вообще – наложницы, жены бесстыдные?

Бесстыдницы сразу сбросили одежонку и бросились в реку, брызгаясь, хохоча и тряся грудями. Казаки – видно было – немного смутились и сразу вышли из воды – не привыкли еще к такому. Купальщицы махали им руками, что-то кричали, смеялись.

– Вот кому хорошо-то! – осторожно погладив живот, вздохнула Настена. – Как Маюни твой говорит – дивья!

– Никакой он не мой, – Устинья вспыхнула было, но тут же, вспомнив что-то важное, придвинулась к подруге поближе: – Слушай, чего скажу! Расспросила я вчера девок, не знают ли, мол, куда идем-то?

– Ну? – оживилась Настена. – И что сказали?

– Сказали – знают! – торжествующе выпалила подружка. – Какую-то деревню заброшенную ищем, там, говорят, еще обереги языческие есть – от драконов, волчатников, от зверья разного. Там спокойно. Там пересидим… а кто-то, верно, и останется.

– Останется? – удивленно переспросила Настя. – А, верно, ты про полоняниц-дев.

– Про них. Тут же их родина.

– А вот и нет! – атаманская супруга сверкнула глазами. – Родина-то у них – на севере. Я сама слышала – оттуда же их привели!

– Ну да… – подумав, согласилась Ус-нэ. – С севера они. И все равно – земля-то здешняя – их, и колдуны местные им не чужие! Вот я и думаю – а вдруг да сбегут полоняницы к колдунам, пожалятся, наведут на нас