К дрожащей фигуре новоприбывшей медленно подкатилась одна из самых древних старух, с трудом продвигаясь вперёд в кресле на колёсах. Она наклонилась и понюхала воздух. Из-под клетчатого пледа, синего со бежевым, выпростались две морщинистые руки и нащупали подлокотники кресла. Затем старуха протянула одну ладонь и дотронулась до кисти Эльфабы.

– Ах, бедная детка совсем больна, бедная детка устала, – пробормотала дряхлая развалина.

Её руки, как до того – руки послушницы, быстро ощупали чужие запястья, но не нашли открытых ран.

– Плоть цела, но бедняжка страдает от боли, – заключила она с некоторым оттенком одобрения.

Из-под одеяльного капюшона показался почти полностью лысый череп.

– Бедняжка так слаба, бедняжка так дрожит, – продолжила она.

Она покачалась вперёд-назад, сжимая ладони Эльфабы своими, словно в попытке согреть их – хотя вряд ли её анемичная, немощная кровеносная система могла бы согреть кого-то ещё, ведь едва справлялась и с нуждами собственного тела. Но старуха не отступала.

– О, бедное дитятко, горе-злосчастье, – пробормотала она. – С праздником, с праздником всех и каждого. Давай, дорогая, прильни щекой к груди старой матушки. Матушка-монашка всё устроит.

Однако ей не под силу было заставить Эльфабу выйти из состояния неисчерпаемой скорби, полной невозможности забыться. Она могла лишь крепко держать её руки в своих – как чашелистик оберегает заворачивающиеся лепестки нераскрывшегося бутона.

– Ну, иди ко мне, моё сокровище, всё будет хорошо. Отдохни на груди безумной матушки Яккль. Матушка Яккль за тобой присмотрит.

Часть четвёртая

Винкус

Путь наружу

В день, когда монахиня после семилетнего служения должна была покинуть обитель, сестра-экономка достала из-за пазухи огромный железный ключ, отперла кладовую и сказала:

– Заходи.

Она вытащила из шкафа три чёрных просторных платья, шесть нижних сорочек, перчатки и шаль. Затем передала монахине метлу. Напоследок, на случай непредвиденных обстоятельств, корзину с простейшими лекарствами – травами и кореньями, настойками, рутой, мазями и бальзамами.

Была там и бумага, хотя и немного: с дюжину листов разной формы и плотности. Бумага в стране Оз становилась всё большей редкостью.

– Растяни подольше, не расходуй попусту, – посоветовала сестра-экономка. – Ума тебе не занимать, при всей твоей мрачности и замкнутости.

Она нашла ручку с пером феникса, известным своей долговечностью и прочностью стержня. Три пузырька чёрных чернил, запечатанных неровными восковыми пломбами.

Проводница Овси Полторы Руки ждала во внутренней галерее вместе со старой матерью-настоятельницей. Монастырь готов был заплатить за услуги приличную сумму, а Овси как раз нуждалась в деньгах. Но ей не понравился угрюмый вид монахини, которую вывела наружу сестра-экономка.

– Вот ваша пассажирка, – сказала настоятельница. – Её имя – сестра Эллефаба, в честь святой Эллефабы. Она провела много лет в уединении и служении больным. Привычка к пустой болтовне ей чужда. Но пришла пора ей двигаться дальше, и так она и поступит. Никаких хлопот она вам не доставит.

Окинув пассажирку взглядом, Овси заметила:

– Дорога с Травяным Обозом не даёт гарантий выживания всем путникам, матушка. Я провела два десятка караванов за последние десять лет, и смертей было больше, чем мне хотелось бы признать.

– Она уходит по своей воле, – ответила настоятельница. – Если в какой-то момент она пожелает вернуться, мы примем её. Она – одна из нас.

Овси не увидела в ней ничего выдающегося – ни человека, ни зверя; ни тупости, ни ума. Сестра Святая Эллефаба молча неотрывно глядела в пол. Хотя ей было около тридцати лет, в её лице всё ещё оставалось нечто желчно-отроческое.

– А вот и её пожитки – справитесь? – Настоятельница указала на скромную кучку припасов на безупречно чистом монастырском дворе.

Затем она повернулась к монахине.

– Милое дитя Безымянного Бога, – сказала она с чувством, – ты покидаешь нас, чтобы исполнить обряд искупления. Ты считаешь, что должна понести наказание, прежде чем обретёшь покой. Безмолвие монастыря больше не для тебя. Ты возвращаешься к себе самой. Мы отпускаем тебя с любовью и верой в твой успех. Да хранит тебя Бог, сестра моя.

Пассажирка по-прежнему не поднимала глаз и не отвечала.

Настоятельница вздохнула:

– Нам пора отправляться на молитву.

Она вытащила несколько банкнот из-под своих многослойных одеяний и передала их Овси Полторы Руки.

– Этого должно хватить на весь путь, и ещё останется.

Сумма была солидная. Овси немало заработает, сопровождая эту молчаливую женщину через Келлские горы, – больше, чем за весь остальной караван.

– Вы слишком добры, матушка-настоятельница, – сказала она. Приняла деньги здоровой рукой и слегка согнула в почтительном жесте вторую, калечную.

– Никто не бывает слишком добрым, – возразила настоятельница, но мягко, и с удивительной прытью скрылась за монастырскими дверями.

Сестра-экономка кивнула Эльфабе на прощание.

– Теперь ты сама по себе, сестра Эльфи. Пусть улыбаются тебе все звёзды на твоём пути!

После она тоже исчезла.

Овси пошла грузить багаж и припасы в повозку. У задка спал маленький, коренастый оборванец.

– А ну брысь, – приказала Овси.

Но мальчишка пробормотал:

– Я тоже должен ехать, мне так велели.

Поскольку сестра Святая Эллефаба не подтвердила, но и не опровергла его слова, Овси постепенно начала понимать, почему плата за перевозку этой зелёной монахини оказалась более чем щедрой.

Обитель Святой Глинды находилась в Сланцевых отмелях, в двенадцати часах пути к юго-западу от Изумрудного города. Это была небольшая отдалённая обитель, находящаяся под эгидой основного монастыря в столице. По словам матери-настоятельницы, сестра Святая Эллефаба провела два года в городе и пять лет здесь.

– Ты хочешь, чтобы тебя по-прежнему называли «сестрой», даже после того, как святоши выпустили тебя из божественной темницы? – спросила Овси, щёлкнув поводьями и погоняя вьючных лошадей.

– Пусть будет Эльфи, – ответила пассажирка.

– А этот мальчишка, его как звать?

Эльфи пожала плечами.

Через несколько миль их повозка встретила остальную часть каравана. Всего было четыре фургона и пятнадцать путешественников. Эльфи с мальчиком присоединились последними. Овси Полторы Руки обрисовала план маршрута: на юг вдоль края Келлского озера, дальше на запад через Кумбрийский перевал, на северо-запад через Тысячелетние Пастбища с остановкой в Киамо Ко, а затем зимовка ещё дальше на северо-западе. Овси предупредила их, что Винкус – дикие земли и там живут племена, которых стоит опасаться: Юнамата, Скроу, Арджики. И ещё там водятся дикие животные. И духи. Путникам придётся держаться вместе и доверять друг другу.

Эльфи никак не выражала, что слушает. Она теребила в руках перо феникса и чертила на земле у себя под ногами узоры – странные изгибы, словно извивающиеся драконы или клубы дыма. Мальчик сидел на корточках в восьми или десяти футах от неё, настороженный и замкнутый. Он походил на её слугу, потому что носил её вещи и выполнял её поручения, но при этом они не смотрели друг на друга и не разговаривали. Овси это казалось крайне странным, и она надеялась только, что в результате не будет беды.

Травяной обоз отправился в путь на закате,