Потому что первая — всего лишь звук, крик младенца, плач его при рождении или смех. Тра-ля-ля-ля, как любит выражаться сержант Перец.

Ветер дул, не переставая. И уже начинали слезиться глаза.

Леон вытер их платком, достал из футлярчика свои заветные круглые очки, водрузил на нос. И быстро зашагал по улице, сворачивая в знакомый перекресток.

Чер-р-рт!!!

Этого следовало ожидать!

За углом его уже поджидала толпа давешних мальчишек, от которых он едва унес ноги утром. И черт его дернул нацепить эти злополучные очки!

Их предводитель, пацан лет десяти, в распахнутой курточке, перемазанных штанах и сапогах-дутышах победно уставился на него, указывая пальцем, и заорал в полном, неописуемом восторге:

— Джон Леннон!!

— А-а-а!!!

И вся толпа бросилась за ним, вопя от радости, с хохотом и деловитым сопеньем — дюжина уличных шкетов, выросших под Come Together и Drive My Car из магнитофона в открытом окне на третьем этаже родной девятиэтажки. А Леон подобрал полу длинного черного пальто, подхватил футляр с «Торнадо» и понесся по улице, высоко задирая ноги в узких джинсах и отчаянно скользя на каждом перекрестке. Впереди уже слышался звон — это подходил к остановке, сердито сигналя и дребезжа на рельсовых стыках, спасительный трамвай.

Слушай, хочешь узнать тайну?

Ты обещаешь никому не рассказывать?

Тогда слушай. Просто слушай, и все.

И дальше уже играет только музыка.