Восход Сириуса, часть 2 - Битва за хрустальный гроб
Глава 1. Понеслось
Я помню – лето, сосновый бор,
Сухой валежник, тупой топор
Сидим мы в баре уже который час
И вдруг от шефа срочный летит приказ:
– Летите, мальчики, на восток!
Бомбите, мальчики, городок!
Семнадцать тонн – немалый груз
И мы летим бомбить Союз!
Народная песня 1970-ых
Германия, Ганновер
– Хорошо отнырялся? – спросил у бригадира Фур, примкнув магазин под ствол «русака» и передёрнув затвор.
– Снаряжение было так себе, но клиент солидный. – Сотерель смотрел в наладонник, где жила активная план-схема – движение людских масс, улицы, машины, позиционные точки ручных телефонов и метчиков, пульсирующие посты полиции. Жаль, схема не всё отражает. Сплошной охват недостижим, а нелегальная подключка видит дай бог треть доступной информации. Но опытным работникам и этого хватает.
– Что за тип наш заказ?
– Студент. Либерал. Борец за равенство овец.
– Чего равнять? они и так все одинаковые, из одной пробирки…
– Активист. Лидер молодёжного чьего-то там крыла. Живёт с овцой, в басурманском районе, хает крестоносцев. В будущем грозится идти в бундестаг.
– О-о-о… Таких надо причёсывать, пока маленькие. А какая у него овца?
– «Мавританка Wa26», пятого поколения.
– Отсталая. Она заказана?
– Да. – Бригадир сделал жест, не допускающий двояких толкований.
– Ясно. Дай портрет.
Они за полдня слетались к месту работы со всех сторон света, по пути читая сведения о заказе. Одни были знакомы, как Фур и Сотерель. Другие работали под псевдонимами и номерами, только по связи. Заказчик знал лишь бригадира.
– Едем, – скомандовал Сотерель. Пилот мягко послал вперёд мощный внедорожник, лощёный, словно тачка городских пижонов. – Всем – выход на позиции. Полевые группы, штаб – доложить готовность.
– Первая… Вторая… Есть штаб, – отозвались рассыпанные по Ганноверу работники.
Денёк выдался славный, настоящая «февральская лазурь»; солнце едва заметно пригревало, и толпа манифестантов на площадке у Чумной колонны выглядела ярко, будто цветочная клумба. Плакаты они повернули к камерам телевидения, чтобы Германия и мир видели их лозунги: «Великая Чума – позор Европы!», «В путь, к покаянию!», «Овца = Человек, Агнец = Бог», «Долой монахов, инквизицию и Лапчатый крест 1!» Оратор вещал в мегафон:
– Пятеро из ста немцев прячутся от жизни в монастырях, истязают себя безбрачием, остальные выворачивают души под тоталитарным контролем папы римского! А если вы не ходите в церковь и не смотрите её каналы – вас подстерегает Лапчатый, готовый оболванить каждого! В школе, в университете, в летнем лагере – повсюду!
Молодняк у колонны кипел и свистел, потрясая плакатами. Мимо потоками неслись авто. По тротуарам спешило озабоченное поколение отцов и матерей, иногда с тревогой поглядывая на митинг. Во множестве топали и шаркали ногами дедушки, бабушки – согнутые остеопорозом, с жабьими лицами, лягушачьими глазами; сплошь губчатая болезнь. Улыбчивые овцы и бараны смотрели в сторону колонны искоса, с опаской. Шуцманы в оцеплении привычно озирались, чтобы «лапчатые» патриоты не устроили драку с либералами.
– Мы выжили всех, кого звали «чужими», других уморили чумой, и что нам осталось? Мы стали выращивать рабынь из яйцеклеток, сделали их сиротами и объявили полулюдьми. А Еврозона? Сотни лет миллионы людей гибнут в резервации, пока наши канцлеры кудахчут о вымирающей Германии. С этим пора кончать! Я призываю – открыть кордон, дать «подопечным» все права, остановить вмешательство церкви в жизнь людей и запретить безбрачие! Я – выражаю – свой – протест! Я – протестант!
Запретное слово прозвучало; пришла пора вмешаться гаупт-вахтмейстеру, у которого был мегафон помощнее:
– Дамы и господа! От имени криминал-директора полицейского управления Нижней Саксонии и в соответствии со статьёй…
Его пытались засвистать, но тщетно.
– …объявляю ваш митинг закрытым. Прошу всех разойтись, не нарушая порядка на улицах.
Немцы – самая дисциплинированная нация, если не считать китайцев и японцев. Плакаты были тотчас свёрнуты, крики заглохли, молодняк организованно рассосался в разные стороны. Компания во главе с лидером двинулась к автостоянке, к своему микроавтобусу.
– Ты был в ударе, камрад! Зажигал, как термитный боеприпас!
– Надо было ввернуть о профессоре Хонке. По суд Хонку!.. Ду-ше-губ! Ду-ше-губ! Си-ри-ан-ский при-хво-стень!
– Тихо. Под арест захотел?.. Про этого фашиста скажем в другой раз.
– И про армию. Скоро набор в космические части. Адмирал О’Хара требует удвоить пополнение, во бред-то!..
– Так и говори – все здоровые мозги утекают на войну.
– Маразм крепчает! Ходим по колено в идиотах! Покроем Германию сетью психиатрических клиник!
– Надо вывести Перуджу и показать всем. Перуджа, выйдешь к микрофону?
Покраснев от счастья и смущения, овечка крепче взяла своего милого под руку. Он такой смелый и жертвенный… совсем как Агнец! Могучий Овен. Надутое пузо овечки было тому неоспоримым доказательством.
– А меня не заплюют?
– Я им сделаю стыдно, – заверил отец будущего ягнёнка. – Ты меня знаешь.
Всё же Перуджа сомневалась. Страшно слышать, когда патриоты орут: «К чёртовой матери овец!»
– Поедем пить пиво! Мы здорово сегодня отмитинговали!
– Ручаюсь, нас отсняли во всех ракурсах. Фотки уже в архиве Штази.
– Гордись! У немца два варианта – быть инвалидом
