Со всеми этими мыслями я, наконец, заснул.

Оставшиеся дни практики прошли без каких-либо ярких событий.

Наконец, когда она подошла к концу, мы вернулись в Санкт-Петербург. Автобус доставил нас прямиком до лекарского общежития, так как учёба начиналась уже завтра. Даже к родным не было времени заехать, только ждать ближайших выходных.

Хоть мы и приехали днём, всем не терпелось оказаться в комнатах и хорошо отдохнуть перед предстоящими трудовыми буднями. Но мне это сделать было не суждено.

— Аверин Николай? — поймал меня незнакомый четверокурсник на подходе к общежитию. — Вас срочно вызывают к ректору академии.

Я кивнул и направился в главный корпус. Интересно, что потребовалось от меня ректору? Предположений у меня не было.

Главное здание лекарской академии находилось в двадцати минутах ходьбы от общежития. Это было величественное и самое старое построение во всём нашем студенческом городке. Высокие мраморные колонны, украшенные лепниной стены, а перед входом — четыре статуи, символизирующие четыре артефакта.

С начала учёбы я бывал здесь только один раз, при поступлении. Обычно все вопросы со студентом решал декан его факультета, а не ректор. Так что сейчас я гадал, с чего удостоился такой чести.

Поднявшись по застеленной красной ковровой дорожкой лестнице, я очутился на втором этаже. Самые красивые двустворчатые двери вели как раз в кабинет ректора.

Постучавшись, зашёл в приёмную, и через пару минут миловидная секретарша сообщила, что я могу войти в кабинет.

— Добрый день! — поздоровался я, входя в кабинет к ректору. — Аверин Николай. Вызывали?

— Да, Николай, проходите, — кивнул седовласый мужчина, поднимая взгляд от бумаг. — Мне жаль, что приходится говорить это вам. Но вы отчислены из нашей академии.

Глава 4

Отчислен? Это ещё что за новости⁈

— Из-за чего меня отчисляют? — спросил я у ректора, стараясь сохранять спокойствие.

— Гатчинская больница, с которой у вас был заключён целевой договор, прислала документ о расторжении, — объяснил ректор. — А значит, больница больше не будет оплачивать ваше обучение.

— Я могу оплатить самостоятельно, — спокойно возразил я. — Или заключить новый договор. И не обсудив это со мной, вы сразу же решили меня отчислить?

— Николай, я понимаю, как это сейчас выглядит, — тяжело вздохнул мужчина. — Но это не моя прихоть.

— В каком смысле? — вскинул я брови. — Вы же ректор академии.

— Выше меня есть и другие люди, — печально ответил ректор. — Например, меценаты академии. И один из них настоял на вашем отчислении. Хоть я и не должен говорить вам подобного, но мне и самому искренне не нравится происходящее. Он нашёл лазейку в правилах обучения, где чётко сказано, что учёба должна быть оплачена до первого сентября. А сегодня уже второе, как вы знаете. Поэтому, к сожалению, у меня не остаётся выбора.

— Про разрыв целевого договора студенту должны сообщать тоже до первого сентября, — хмыкнул я. — Особенно если учесть, что только что я прибыл с обязательной практики.

— Документы задержались при пересылке, такое, к сожалению, случается, — пожал плечами ректор.

Здесь есть подвох… Кто-то очень не хочет, чтобы я продолжал обучение.

— Значит, лазейка в правилах академии есть и в мою пользу? — уточнил я. — И вы сможете не отчислять меня сразу, а дать хоть какое-то время на оплату семестра?

— Да, как я уже сказал, мне самому не нравится эта ситуация, — кивнул ректор. — Меценаты хоть и влиятельные люди, но главный в этой академии всё ещё я. И мы всегда поддерживаем наших студентов. Так что у вас есть ровно семь дней на оплату обучения.

Судя по словам ректора, ему не нравится, что кто-то пытается прыгнуть через его голову, поэтому он мне и помогает. Повезло, другой бы просто меня вышвырнул без права вернуться.

— Отлично, благодарю, — кивнул я. — Насчёт этих меценатов — вы, разумеется, не назовёте фамилию того, кто настоял на моём отчислении?

— Не могу, извините, — покачал головой мужчина. — Эта информация строго конфиденциальна.

Это было ожидаемо, но попытаться стоило.

— Ничего, я всё понимаю, — кивнул я. — В таком случае всего доброго! Оплата будет в течение недели.

— До свидания, Аверин!

Я покинул кабинет ректора, а затем и главный корпус в глубоких раздумьях.

В Гатчине всё было тихо и спокойно, и разрывать больнице договор со мной не было никакого резона. Значит, это произошло по указке кого-то из Санкт-Петербурга. Причём, скорее всего, договор был расторгнут задним числом.

И тут явно замешан кто-то из меценатов академии. Но кто?

И второй вопрос, где мне достать деньги на обучение… Это немаленькая сумма, и у меня, разумеется, её нет. Вариант украсть деньги сразу отпадает, я не вор и никогда им не стану, у меня есть свои принципы. Заработать столько денег всего за неделю — тоже не вариант.

Значит, надо снова заключить целевой договор. Причём заключить с другой больницей будет сложно, в середине учёбы такие договоры уже не заключают. Остаётся один вариант — перезаключить его с Гатчинской больницей. Но её главного врача тоже будет непросто убедить, раз один договор он уже разовал.

От размышлений меня отвлёк звонок матери. Вот она, как чувствует постоянно, если что-то случается!

— Привет, — взяв трубку, произнёс я. — Как вы там?

— Сын, я что-то за тебя беспокоюсь, — тут же ответила мать. — Ты в порядке, ничего не произошло?

— Всё в порядке, — спокойно проговорил я. — Почему ты спрашиваешь?

Обычно мать спрашивала об учёбе, а сейчас в её вопросе прослеживался явный намёк.

— Отец снова рассорился с Елисеевыми, — шёпотом произнесла мама. — Они потребовали продать им наш единственный магазин. Хотели присоединить его к своей сети. И деньги предложили хорошие, но отец отказался.

— И правильно отказался, мы так вообще без всего останемся, — поддержал я.

Елисеевы — довольно крупный род Санкт-Петербурга, даже богаче семьи моего друга, Мавриных. Им принадлежала огромная сеть магазинов по всему городу «Елисеевские», специализирующиеся на алхимических препаратах. И постепенно они старались подмять под себя чуть ли не весь Санкт-Петербург, выкупая магазины у остальных родов, чтобы стать монополистами в нашем городе.

Один из сыновей Елисеевых учился со мной в академии, на одном курсе и факультете. И практику зачем-то проходил тоже в Гатчине, не знаю уж почему.

Наша