- Филипп, я все еще официально его приемный отец. Я обо всем договорюсь, не беспокойся, - Гай сразу отрезал все возможные возражения, - А тебе нужно проветриться. Только не оставляй пожалуйста Атию одну надолго.

Филипп кивнул:

- Да я понимаю. Но она все время лежит в спальне, никуда не выходит, не хочет со мной разговаривать. Как будто не домой прихожу, а на кладбище. Это очень давит на мозги.

- Она только что потеряла сына, дай ей время.

- Я вот думаю… - начал было Филипп, но осекся и только внимательный взгляд Гая заставил его продолжить, - Может быть, ей поможет смена обстановки? Может быть, стоит ее вывезти куда-нибудь из Города?

Гаю понадобилось некоторое время на то, чтобы ответить:

- Мне кажется, она не захочет пропускать похороны Октавия, как бы ужасно это ни звучало. Но идея хорошая. Попробуй обсудить ее с ней.

- Она не станет меня слушать, - грустно хмыкнул Филипп.

- Не попробуешь – не узнаешь.

Сильный порыв ветра побеспокоил кроны деревьев и заставил Гая поежиться. В совокупности с влажностью, прохлада пробирала до костей.

Они были уже почти на месте. Сероватая кладка храма Венеры проглядывала из-за деревьев. Единственное живое место во всей роще.

Несмотря ни на что Филипп все никак не собирался уходить.

- Слушай, Цезарь, я давно хотел тебя спросить, - он неуверенно почесал затылок.

- М-м-м? – вопросительно протянул Гай.

- Помнишь, когда мы с Атией первый раз к вам пришли? Ну, сразу после той сходки.

- Помню.

- Почему ты так удивился, когда ее увидел? Я думал, тебя прямо там удар хватит.

- Я был уверен, что ее нет в Городе, - очередная ложь во благо. Он не мог просто взять и сказать Филиппу, что Атия должна была умереть три года назад – и стала для него таким же призраком, каким он сам был для всех окружающих.

- А, - кивнул Филипп. Сложно было понять, удовлетворил ли его такой ответ, но дальнейших вопросов не последовало.

К голосу разума Филипп прислушался только тогда, когда они вплотную подошли к храму.

- Ладно, давай, увидимся, - неуверенно усмехнулся он, - Удачи.

- Увидимся, - кивнул Гай перед тем, как ступить на каменные ступени.

Переговоры с распорядителем прошли быстро. Устраивать для Октавия пышные похороны с играми и актерами не было ни сил, ни желания. Прошедшего времени не могло хватить для того, чтобы превратить реальность в смазанное воспоминание, не вызывающее никаких эмоций.

Записав все его пожелания в длинный свиток, распорядитель перевел на него внимательный взгляд:

- И последнее. Что по поводу посмертных масок?

Гай цокнул языком:

- Возьмите маски предков его родного отца. Я еще не успел распутать все бюрократические клубки, но усыновление было незаконным, а значит Октавий все еще относится к его роду.

Не более, чем удобоваримое и законное прикрытие реальной причины.

Распорядитель кивнул, сделал еще несколько пометок в свитке, и пошел в основной зал храма, увлекая Гая за собой.

- Тело в его доме на Паллатине, - продолжал Гай. Они вышли из тишины кабинета распорядителя в шумное помещение, над которым нависала колоссальная статуя Венеры, - И моя личная просьба. Хотелось бы управится со всем побыстрее.

Кремировать и забыть, пока чувство вины не сожрало его целиком.

- Понимаю, - кивнул распорядитель.

Громкий звук удара чего-то тяжелого о мозаичный пол прервал их размеренный разговор. От неожиданности Гай рефлекторно вздрогнул и оглянулся. Виновник был обнаружен быстро. В дверях храма стоял немолодой мужчина. Под ногами у него валялся открывшийся от удара ящик, из которого на пол просыпались какие-то инструменты.

Шокированный взгляд мужчины был прикован к Гаю.

- Это кто? – Гай вопросительно посмотрел на распорядителя и кивнул в сторону мужчины.

Ответ не заставил себя ждать - лаконичный и вместе с тем абсолютно бесполезный:

- Аспер.

Услышав свое имя, мужчина словно ожил. Вздрогнув, он быстро наклонился и принялся рваными движениями собирать инструменты обратно в ящик.

- И что это с ним? – спросил Гай, подозрительно прищурившись.

- Он… - распорядитель замялся, - Короче, он был одним из тех, кто готовил твое тело к похоронам.

Заметно разнервничавшийся, он тут же ухватил Гая за предплечье и настойчиво потащил в сторону выхода. Мужчина, не поднимая больше головы, собирал инструменты. Стоило Гаю поравнялся с ним, он на мгновение оторвался от своего дела - и их взгляды встретились.

В глазах либитинария читался сильнейший испуг и удивление.

По спине побежали холодные мурашки.

Не дав Гаю задать ни одного вопроса, распорядитель быстро выставил его за дверь, только умножая растущие подозрения.

Они знали что-то, чего не знал он. Они знали что-то, чем решили с ним не делиться.

Вариантов, что это за “что-то” было гораздо меньше, чем он позволял себе признать.

Двери храма с грохотом захлопнулись за спиной. Те из либитинариев, что были на улице, бросали на него косые взгляды, но стоило ему обратить на них внимание, тут же отводили глаза.

Борясь с желанием натянуть на голову несуществующий капюшон, Гай быстро пошел прочь. Договоренности были достигнуты, никакой необходимости находиться в этой давящей на голову обстановке больше не было.

В храме Весты его ждал совсем другой прием. Шушукавшиеся у подножия длинной лестницы молодые девушки-весталки, стоило им заметить его, тут же замолчали и уставились на него в упор широко раскрытыми в удивлении глазами.

- Фабия здесь? – поравнявшись с ними, спросил Гай.

Весталкам понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что именно он спросил, после чего одна из них, на вид – самая старшая, ответила:

- Она наверху.

- Спасибо, - кивнул Гай, прежде чем ступить на длинную лестницу, что вела в круглое здание храма.

Цепкие взгляды весталок ощущались на спине, и только подгоняли вперед. Вверх. Поближе к делу и подальше от очередного водопада скопившихся вопросов.

- Гай Юлий? – сбоку раздался удивленный голос, и он обернулся.

Словно ожидая его появления, Фабия стояла между описывающих круг колонн. Верховная весталка. Одна из немногих социальных связей, которые оказалось не под силу разрушить последним беспокойным годам.

Хотя многие весталки и предпочитали выходить в отставку сразу же, как только им исполнялось тридцать лет, Фабия к ним не относилась. Может быть, двадцать лет назад Гай и сожалел об этом, но не