А я тоже поморщился, вспомнив второго. Это он меня когда-то наградил проклятьем, после которого я экстренно в лекарню попал.

— Зато за этих… Как ты их назвал? Подрывники? — уточнил дядя Женя. — Вот за них можешь больше не волноваться! Тех, кто в восьмом отделе сидит, теперь сожрут точно. А… Вон оно что… Уже жрут. Ну и поделом, коли такие дураки!.. Нечего на Рюриковичей покушаться!..

— Ты прямо невзлюбил их! — удивился я эмоциональности дяди Жени, который на словах про подрывников начал бешено размахивать всеми жгутиками сразу.

— Ну а как их любить? За что, Федь? Глупые люди, которые вместо того, чтобы над собой расти, всех вокруг в своё болото тащат. Нельзя так… Греков я тоже не люблю, но они ведь для своей страны стараются. Так сказать, гадят из чувства любви к родине. А эти? А эти просто гадят, да ещё там, где живут и столоваются. Ну что за свинство, а⁈

— Они бы с тобой не согласились! — я рассмеялся. — Сказали бы, что, наоборот, как лучше хотят.

— Благими намерениями дорога в ад выстелена, Федь! — дядя Женя успокоился и тоже усмехнулся. — Хочешь, чтобы стало чище — уберись. Хочешь, чтобы стало светлее — зажги светильник. А эти почему-то бегут убивать, резать и взрывать.

— Да я-то с тобой согласен… — заметил я.

— Я это понимаю! — дядя Женя отмахнулся парой жгутиков. — Я просто не силён во всех этих риториках и словоблудиях. Не тем занимался. Вот если тебе нужен состав сплава, которым этот треклятый усилитель делали — так я их все наизусть помню. Какие изначальные сплавы были, как и что делать с ними при помощи теньки… Тебе, к слову, не нужно?

— На мне, дядь Жень, и так уже столько тайных знаний висит, что ещё одно будет лишним, — секунду подумав, честно ответил я. — Этот усилитель, кстати, до сих пор повторить не могут.

— Потому что сплавы — это ещё не усилитель. Славосилов со своими умниками там такое наворотил, что ой-ой-ой… — дядя Женя покачал головой. — Думаешь, этот усилитель просто так везде видно, и там, и тут? Не-е-ет, брат! Он просто существует и там, и тут. И передача сигнала идёт через вот это пространство, где мы, а не через то, где обычный мир.

— А как сигнал обратно приходит? — удивился я.

— Это со свойствами волн связано. Им вроде как туда-сюда можно гулять, как твоему коту. Мне один парень из восьмого отдела пытался объяснить, пока мы ещё нормальными были… Но я, честно говоря, и тогда понимал их с пятого на десятое. Мне кажется, если бы там, у Славосилова, все двусердыми были, они бы саму Тьму изловили и препарировали, чтобы потом с умным видом чирикать, что у неё да как устроено.

— Ты же наукой хотел заниматься! — с улыбкой припомнил я.

— Я хотел заниматься наукой, а не срастись с ней! — захохотал дядя Женя. — Есть же разница! Если ты не можешь простым языком объяснить сложные вещи, то наукой ты не занимаешься. Ты в неё погрузился и вылезти не можешь. Так мне, Федь, кажется. Но ребята всё равно башковитые были… Жалко их! Были такие умные, а теперь только жрать хотят… Незавидная судьба-то.

— Да уж… — я не нашёл слов.

Я вообще не понимал, как этот парень, родившийся с золотым половником во рту, умудрился остаться человеком в местном аду. Впрочем, к сантехнику у меня тоже были вопросы. Только библиотекарь ещё как-то вписывался в образ того, кто сохраняет разум в любой непонятной ситуации.

— А чего теперь-то? Ты всех нас обратно вернуть сможешь? — спросил я, кивнув на силуэты жены, Саши, Арсения и остальных, спящие на каменистом полу неподалёку.

Царевна даже губами во сне причмокивала и улыбалась. Возможно, именно сейчас ей снилось, как она казнит градоправителя и главу безопасности Стопервого.

Не могу сказать, что перспектива остаться здесь сильно пугала. Во-первых, я бы не был привязан к какому-то переделённом месту с высоким содержанием теньки. А, во-вторых, тут, если честно, всё воспринималось иначе. Легче, что ли…

Будто ты крутился-крутился, как белка в колесе, а потом — раз! — и оказался вне колеса. И смотришь, как другие белки его двигают, а оно, считай, на месте стоит, и думаешь: «Вот мы чушь творим!». Ну и как-то сразу понимаешь, что всё, что казалось важным — это мелочи.

И всё-таки меня слегка тянуло обратно. Добраться до тех, кто нас подставил под ромеев, и устроить им маленький допрос с пристрастием. Чтобы ни ногтей, ни зубов не осталось у этих продажных «редисок». И чтобы больше ничего подобного уже не творили.

— Да конечно, Федь! Вас даже твой кот отсюда выпустить может! — хохотнул дядя Женя, всплеснув жгутиками. — Это несложно. Ты бы и сам со временем разобрался. Вернуть-то я вас могу. Но надо сначала подождать.

— А чего мы ждём?

— Когда остальные мои двусердые сослуживцы вновь уснут, — пояснил дядя Женя. — Они там сейчас жрут всё, что могут. И даже к поверхности суются. А я вас выпустить смогу, самое большее, на первом ярусе. Мне дальше, на поверхность, хода нет. Вот я и жду, когда мои прожорливые сослуживцы устанут и уснут, и тогда я вас выпущу. Вы только сюда, братцы, под землю больше не суйтесь! Не надо вам тут быть, небезопасно…

— Да на это вроде бы и так запрет стоит. Местные его нарушили. Вот нам и пришлось лезть, чужие ошибки разгребать… — вздохнул я. — А оказалось, нас под этим предлогом в ловушку заманили.

— Я знаю, — кивнул дядя Женя. — Эти, которые в восьмом отделе засели, сюда давно лезли. Я уж им и так намекал, и эдак — не понимают. Обычных-то любопытных я частенько прикрываю. Ну залезли мальчишки, и что с того? Я и сам мальчишкой где только не шлялся… Ну пришли взрослые, терминал какой-нить утянуть. Да и пусть тянут! Мне не жалко. А эти… Эти здесь основательно решили поселиться. А я не знал, как их спровадить.

— Значит, ты и про запрет знаешь? — удивился я.

— Да я сам с Петром, который царь-батюшка был, договаривался о нём. Он сюда лично пришёл, хотел разобраться со всем этим безобразием… Мы встретились, поговорили. Я ему и посоветовал всё запечатать. Он мог бы нас всех пришибить, конечно, да только хуже бы сделал. А так и волки сыты, и овцы целы. Я тут за всем приглядываю,