лекторским тоном: — Еще четыре года назад США развернули в Европе сто восемьдесят «Першингов-1», баллистических ракет малой дальности мобильного базирования. — Сложив руки за спиной, Королёв стремительно вышагивал от окна к двери и обратно, а, когда резко разворачивался, полы не застегнутого халата взвивались куцыми крылышками. — Подлетное время до Москвы — семь минут… Для чего предназначены «Першинги»? «Першинги» предназначены для хирургически точных, «обезглавливающих» ударов по важнейшим объектам военной инфраструктуры СССР: штабам, бункерам, защищенным командным пунктам, узлам связи итак далее. При этом ракеты могут оснащаться ядерными боеголовками, способными проникать достаточно глубоко под землю и уже там взрываться… Earth Penetrator Warhead, — щегольнул он пентагоновским термином, и выговор был весьма неплох — Эльвира оценила бы на «четыре с плюсом». — Аналогом «Першингов» у нас являются ракеты’Ока'… Правда, они еще не развернуты, испытываются только. Тогда в чём, спрашивается, состоит наш симметричный ответ? — Тут профессор гордо улыбнулся. — А состоит он в существенной модернизации ПРО, прикрывающей Москву, где как раз и концентрируются приоритетные цели для возможного удара НАТО. Шесть лет назад на боевое дежурство приняли противоракетную систему А-35’Алдан'. Изначально ее стрельбовые комплексы — «Енисей» и’Тобол' — были способны выпустить шестьдесят четыре противоракеты в залпе… Да, наша А-35 стала первой в мире системой стратегической противоракетной обороны, поступившей на вооружение! Однако в её основе лежали технологические решения, разработанные в начале шестидесятых годов, и ко времени развертывания система уже не удовлетворяла требованиям времени. Поэтому как раз сейчас ведутся работы как по замещению устаревших ракетных комплексов на более новые, так и по дополнительному развертыванию ультрасовременных зенитных С-300. В качестве иллюстрации: С-300 может автоматически вести до ста целей, причем «вести» — означает, что в любой момент имеются готовые, рассчитанные полетные задания для противоракет…

Я слушал Королёва, кивал в нужных местах, поддакивал, лишь бы польстить этому талантливому «айтишнику», который оживил, «вразумил» систему, прикрывшую столицу СССР с воздуха.

А настроение мое падало в минус.

Чисто математических проблем «в рамках задач обеспечения ПВО» не имелось. Вся проблема — в «железе»!

Причем, если для «Бурана» делали наш, советский суперкомпьютер, то в ПВО работали достаточно примитивные вычислительные комплексы. И моя задача выглядела им под стать: «необходимо и достаточно» из палитры математических методов подобрать те, что заставят работать ЭВМ с шильдиками «Сделано в СССР» быстрее и точнее…

«А толку?»

Там же, позже

Я сел за стол, разложил таблицы и сделал вид, что глубоко задумался. На душе было муторно.

Да сделаю я вам, сделаю алгоритмы, а толку-то? Конструкторы — гении! Их задумка, с небольшими модернизациями, и через

сорок лет будет в строю. Причем, не абы как, а в фундаменте уже российского ПРО. Все их будущие премии — заслужены. И с математикой в тот раз справились, и сейчас вот я ускорю события на этом участке. Подсмотрю — и ускорю. А толку-то?

Всё упрется в обычное советское раздолбайство, которое и так-то пагубно, а в микроэлектронике — смерти подобно. Транзисторы мы делать умеем, но транзисторы как элементная база для задач ПРО — даже не смешно. А советские БИСы, большие интегральные схемы — это история хождения через девять кругов ада. Из-за низкой технологической дисциплины на производствах отказы растут экспоненциально по мере нарастания сложности микросхем. И придется ваять ЭВМ для С-300 на БИСах 133-й серии — «низкой степени интеграции» — да еще с тройным дублированием… Да, даже для этих элементарных конструкций — с тройным дублированием! А возить итоговый продукт будут на «МАЗе-543», этакой восьмиколесной дуре грузоподъемностью в девятнадцать тонн…

Я горько улыбнулся.

«Воистину, советские большие интегральные схемы — самые большие в мире! И НИ-ЧЕ-ГО с этим поделать я не могу… Хоть кричи, хоть об стенку бейся. Тупик. Систему менять надо…»

Краем уха я расслышал надвигавшийся шум, а в следующую секунду дверь распахнулась, впуская хозяина кабинета с гостями — Пугачёвым и четой Вентцелей.

— Вот он! — тоном Вия молвил Королёв, указывая на меня.

— Так вот вы какой, генерал от математики! — заулыбалась Елена Сергеевна. — Поздравляю!

— Вы о чем? — отзеркалил я ее улыбку, вставая перед дамой, а заодно изображая непонимание.

— Прикидывается! — фыркнул Лев Николаевич.

Пугачёв расхохотался, крепко пожимая мою руку свободной левой — в правой он держал целую коробку пирожных.

— Сам, помню, примерялся к теореме Ферма, — ворчливо признался он, — но вовремя понял — не осилю!

— Владимир Семенович… — мои губы дрогнули. — Я не потому управился с теоремой, что такой умный. Просто… Ну, если в горняцких терминах… Я не рыл огромный карьер, перелопачивая математические залежи, а бурил… даже не шахту — скважину!

— Прибедняется! — хихикнул Королёв.

— Да пра-авда! Летом поступаю на матмех ленинградского универа…

— Верим, верим! — шутливо поднял руки Дмитрий Александрович. — И не отрицаем фактора удачи… Нас восхищает результат! Ведь даже сам Танияма не разглядел связей своей гипотезы с Великой теоремой Ферма! А вы увидели — и пошли по следу…

— А ведь это алгебраическая геометрия, дискретная математика… — серьезным тоном проговорила Елена Вентцель, но тут же вернула губам улыбку. — Но мы пришли сюда не глаза закатывать, а поздравить!

— И отметить! — строго добавил Пугачёв, выставив палец. — Лев Николаевич, наливайте!

Весело ухмыльнувшись, Королёв наполнил кипятком пять белых чашек из толстого фаянса.

— Покрепче, Елена Сергеевна? — шутливо прогнулся он. — Послабже?

— Покрепче, покрепче! Слабый чай — это катахреза!

— А тост? — прищурился Дмитрий Александрович. — Кто скажет тост?

— А вот, — Пугачёв залучился, как китайский фонарик, — кто виновен в нашем торжестве на пятерых, тот и произнесёт!

Улыбаясь, я встал, испытывая тихую радость. Мои страдания по микроэлектронике никуда не ушли, просто осели на темное донышко души. Они щемили слегка, но в тоску не вгоняли.

— Я поднимаю свой бокал… э-э… свою чашку за математическое братство! — мои слова зазвучали в излишне пышном диапазоне, и я скорректировал тост: — Выпьем за то, чтобы все известные задачи были решены еще при нашей жизни, а неизвестные сегодня… Пусть они останутся, а то потомкам будет скучно!

— Ура! — коротко гаркнул Дмитрий Вентцель, и чашки сошлись с отчетливым стуком.

Крепкий чай я «закусил» подсушенным хлебцем, щедро намазанным «сложносочиненным» паштетом, а бисквитное пирожное усластило импровизированный обед.

— Я заметил, — еле выговорил Королёв, уплетая бутерброд с тонко нарезанной колбаской, — что генерал от