— Я верю тебе, Всеслав. Я принимаю твоё слово, и в ответ повторяю сказанное мной. Генрих не узнает ни от меня, ни от моих людей о том, что в Шлезвиге поменялся хозяин. И что самого́ Шлезвига больше нет, а есть новый город Юрьев-Северный. В котором простой люд впервые на моей памяти не боится и не проклинает тех, кто два дня назад пришёл занять эти земли. И занял почти без крови. И вовсе без крови невинных. Я дождусь тебя. И пойду с тобой.
Он протянул мне широкую и мозолистую ладонь. Возможно, это было не по правилам, имперским и дворцовым протоколам этого времени, где графам не полагалось здороваться с князьями, тем более великими. Но во-первых, знание этих протоколов не входило в перечень Всеславовых тайных и явных. А во-вторых, плевать он хотел на правила, все вообще, и эти, дворцово-протокольные, в частности. Поэтому шагнул навстречу соседу, крепко сжав сперва его предплечье в дружеском рукопожатии, а потом и обняв крепко. Вряд ли это было в ходу у пап и императоров, в лучшем случае предоставлявших ручку облобызать. Не знаю, ни я, ни Всеслав настолько близко ни с одним из них не сталкивались. Пока.
Энгельгард вздрогнул, поднял руки, подержал их чуть на весу, не решаясь продолжить движение. Но решился-таки. И тоже обнял заморского Чародея. Крепко, по-мужски. По-соседски.
Провожали нас всем городом. Ну, или не нас, а тех, кто подрядился лямщиками-бурлаками, помочь новым хозяевам и их союзникам дотянуть лодьи до Тренена. Но злых или недовольных ни на берегу, ни дальше, как-то не попадалось. Потому что за помощь в переходе русский князь отвалил столько, сколько года за три заработать удавалось не всякому. Причём именно что отвалил — работа, ещё не сделанная, была оплачена вперёд. А заранее были пущены гонцы к ваграм и датчанам, со словами о том, что в Юрьеве-Северном вскоре можно будет очень успешно расторговаться. Через одну-две седмицы можно было ожидать богатых ярмарок. Но товары должны были прийти только с востока, ближнего юга и севера. Западная сторона была блокирована отрядами Будивоя и Эдельгарда, со строжайшими приказами задерживать или убивать любого, шедшего с заката. Вереница руянских и датских кораблей потянулась к Тренену неспешно, но неумолимо, в сопровождении протяжных песен на четырёх языках, что так помогали идти в ногу воинам и землепашцам, рыбакам и охотникам, плотникам и кузнецам. Христианам и язычникам. Русам, руянам, шведам, датчанам и ваграм.
— Ни единой лодочки на всей реке. Передо́хли они все, что ли? — недовольно бурчал Рысь, меряя шагами дно «нашей» лодьи.
— Это вряд ли. Скорее всего, Олаф успел, перекрыл устье Эйдера, — предположил Всеслав, не оглядываясь. Он всматривался в берега, отыскивая поселения, которые попадались неожиданно редко, и запоминая ориентиры.
— Да я про здешних, рыбаков да прочих, — пояснил озабоченность Гнат. — За весь день никого!
— Ну так тут и жилья, как местные говорят, особо и нет в окрУге, — удивился князь.
— Дикий край, тьфу. Закатные земли, что с них взять? В городах друг у друга на головах селятся, а возле речки, где уж точно с голоду не помереть — шаром покати, — негодовал воевода.
— Я думаю, тут Хольстены за пару-тройку лет как метлой всех повымели, чтоб в их дела никто не лез. Вот и не селятся теперь. Это ж не последняя речка в здешних краях. На других-то не убивали да на ветках не вешали, поди, — задумчиво проговорил князь. Провожая взглядом уже пятое или шестое место на берегу, где в траве и кустарнике угадывались остатки построек. А на ветвях деревьев, что стояли ближе к воде, видны были характерные старые шрамы-потёртости. Будто здесь кто-то и вправду плясал в петле. Всю жизнь, до самой смерти. Близкой.
До Холма́, или, как его звали местные, Хо́льма, дошли всего за день. Ну, то есть первые лодьи скатывали в Тренен, когда Солнце ещё не село. Повезло и с погодой, и с грунтом: стояла жара, дождей не было давно, по сухой траве и каменистой здешней почве дубовые катки шли, как асфальтоукладчики в моём времени. Те, что шли следом, вынуждены были даже останавливаться и выжидать: по укатанной передними «автостраде» кораблики только что сами не летели.
Разгрузив, сняв всё, что можно было снять, и навьючив толпу помощников, отправленных сразу вперёд, мы впрягались в лямки, шагая в ногу. Менялись едва ли не каждый час, как и те, кто подкладывал катки под днища. Под тот самый «стон, что у нас песней зовётся». Воины, с удивлением смотревшие на Чародея, а с ним и Крута, Хагена и даже Свена, что вминали ноги в землю, надсадно крякая, когда приходилось тянуть кораблики пусть под небольшой, но уклон в горку, выкладывались на полную.
Когда последнее судно сводной флотилии съехало, подняв тучу брызг, в Тренен, наскоро сполоснулись и завалились спать. Выход дальше, запланированный с рассветом, приближался с каждой секундой. Медлить было нельзя.
— Как думаешь, удастся? — негромко спросил Гнат. После того разговора о безлюдных землях вдоль берегов прошло немного времени. За которое он принял доклад от вылетевших на пригорок конников. Нетопыри молча дождались, пока подойдёт ближе наша лодья, замахали руками своим глухонемым телеграфом, и, поворотя коней, скрылись в зарослях.
— Ты мне скажи? — вернул вопрос Всеслав. — Нашли чего?
— Две вески-деревеньки нашли. Спрашивали вежливо. Переспрашивали убедительно. Вниз по течению никто не проходил, — отчитался он.
— Без покойников? — нахмурился Чародей.
— Без. Одному, особо подозрительному, в зубы насовали, чтоб не умничал. Да он потом, как ругань услышал, сам и извинялся. Дескать, думал, датчане или германцы, а вы свои, славяне, — хмыкнул Гнат. А я вспомнил старый чудесный фильм с великолепным Леонидом Быковым. Там была похожая ситуация: «Кажись, и вправду наш!».
— Добро. Нам, хозяевам новым, никак нельзя, чтоб на старых хоть как-то похожи были, — кивнул князь.
— Тебе волю дай — всю добычу им раздаришь, — заворчал хозяйственный воевода.
— Всю или не всю, это не важно, друже. Нам золота и без того хватало и будет хватать, ты Глебку знаешь. А в Ирий не то, что телегу или торбу — одной монетки самой завалящей не утянуть. Так что нечего и жалеть той добычи. Добыча та должна живым помогать. Они на то добром отвечают чаще всего, — продолжая разглядывать берега́, сказал Всеслав.
Первое достаточно большое поселение, с причалами и постоялыми дворами, обнаружилось там, где Тренен впадал в Эйдер. Его прошли на вёслах быстро, не приставая и не задерживаясь. Я с удивлением и восторгом смотрел за работой профессионалов: лодьи сходились близко, гребцы и кормчие, матёрые мужики из местных, перебегали с одной на другую по вёслам, положенным на борта́, и тут же принимались за работу: одни сменяли уставших, вторые вели флагманскую лодью, ориентируясь на какие-то им одним доступные знаки и приметы. Передавая-дублируя команды громко, так, чтобы слышали те, кто шёл следом. Цепочка боевых кораблей шла, как огромная гусеница. Или змея, плывшая по воде. Но сравнение со змеёй не нравилось ни Всеславу, ни мне. «Сплюнь, накличешь!» — недовольно выдохнул он.
И как в воду глядел.
Глава 4
Змеиный укус
Конный дозор вылетел на правый берег с такой скоростью, что кони, оседая на задние ноги, едва не по грудь ввалились в реку. Над которой полетел истошный крик иволги. Вокруг Всеслава, с обеих сторон носа лодьи, выросли щиты. И с задержкой в несколько секунд то же самое произошло на драккарах с ярлом, конунгом и князем. Контуры получившихся фигур-дзотов чуть отличались, но содержание было совершенно одинаковым: внутри каждого появившегося чудесным образом укрепления разгорались яростью и боевым азартом вожди и воеводы, почуявшие угрозу. И готовые к тому, чтоб ответить на неё.
— Город. Крепость. Церква малая. Защита. Злые змеи. Мирный люд. Убивают. Дети, — синхронно с резкими жестами своих на берегу, еле сдерживавших запалённых коней, переводил Рысь. Как он умудрялся что-то разглядеть в ложившихся густых сумерках, было непонятно. Но сомневаться в способностях Чародеева воеводы никто и не думал.
