Он харкает и бьет себя в грудину кулаком, чтобы протолкнуть, застрявшее в нем дерьмо. Я жду, что он загнется от туберкулеза или от инсульта, не слезая с очередной шлюхи. Брезгую смотреть в серое лицо с выпученными красными глазами. Это даже не ненависть… Взгляд падает на трясущиеся руки с грязными ногтями. Уродливые щупальца с синими разводами наколок. Он снова разбирает свой пистолет. Раньше я хотел, чтобы он нажал курок и разнес мне башку наконец, чтобы только больше его не видеть…

— Это моя квартира, выметайся! — достаю бутылку минералки из холодильника и пью прямо из горла, надеясь побороть подступающую тошноту.

— Я тебе говорил к мэрской дочке не соваться! Говорил?! — старик бьет кулаком по столу.

Звон стакана, отлетевшего на пол. Хруст стекла под ногами. Сажусь напротив на табуретку, ставлю минералку перед собой.

— Иди нахер! — взгляд не отвожу.

На дряхлой шее раздуваются вены, второй подбородок задвигался, как у индюка. Вдруг, у этого упыря расширяются глаза, он открывает рот, сверкнув золотым зубом.

— Ты, сученок, влюбился что ли?! Запал на телку? Только не для тебя ноша! Валет ее отправит куда подальше… Или ты тягаться с ним надумал? Не отдаст он свою дочь тебе. Костьми ляжет, а твоей она не будет. Не про тебя ягода поспела, — облизывает губы и заходится гавкающим хохотом.

Он говорит правду. Снова отпиваю из бутылки, чтобы запить горечь во рту. Его смех застревает в глотке, когда всмотрелся.

— Но тебя это не остановит, верно? — старик задумался.

Толкнув мне пистолет, оскалился…

— Все, чем могу, сын.

Шаркающие шаги удаляются. Хлопнула дверь. Перевожу взгляд на холодильник, где лежит стопка тетрадей со смешными щенками. Даже в День рождения я не получал ничего от старика, кроме пиздюлей. А сегодня — просто праздник! Есть от Лильки тетради и от упыря «макар».

Достаю из кармана сотовый. В нем несколько контактов моих корешей и один, заветный. Серебрякова собственноручно вбивала. «Лилия» — погладил большим пальцем, представив большие, обрамленные длинными ресницами глаза и нежные губы.

«У тебя как?» — набиваю смс.

«Катастрофа»

«Помощь нужна?»

«Я справлюсь»

«Уверена?»

«Не ссы, прорвемся!»

«Моя девочка!» — сердце долбит в грудину, заполняя стуком голову. Начинаю свистеть, чтобы сбить давление в ушах и шум в голове, иначе пойдет носом кровь. Это моя особенность. Дурная кровь — говорили в детстве воспитатели в саду.

Глава 12

— Лиля, — почти шепотом выдала мама, освещая бледным лицом прихожую.

— Вернулась?! — раздается рык отца из гостиной.

— Мам, все будет хорошо, — беру ее холодные руки в свои, стараясь отогреть всей душой. — Поставь чайник и завари наш любимый, с малиной.

Мать растерянно хлопает глазами. Потом кивает. Губы трясутся, но она делает шаг в сторону кухни и закрывает за собой дверь.

Запах коньяка чувствую еще в проеме. Пиджак небрежно валяется на диване. Виктор Петрович развалился в кресле, широко расставив ноги. Он здесь хозяин, а я — комнатная собачка, выполняющая команды. Была такой: хорошей, послушной дочерью. Скидываю рюкзак на пол и сажусь напротив. В нашем доме не курят, но в пепельнице уже два окурка, уродливо согнутые, вдавленные в пепел. Тянусь к пачке. Вытаскиваю одну. Давно не курила. В прошлой жизни бросила. Делаю первую затяжку под тяжелым взглядом отца.

— Может, тебе еще и коньяка плеснуть? — неестественно растягивает губы.

— Не хочу, — прищурив глаза, снова затягиваюсь.

Дым между нами строит стену. Она всегда была. Никто не лез в душу, туда просто плевали периодически. Отец делает глоток янтарной жидкости.

— Я плохо тебя воспитывал? Скажи, где мы с матерью ошиблись? У тебя все было, все, — он манерно разводит руки, показывая это все. — Чего не хватает, а?! Может я не порол тебя? Так это можно исправить!

Рука его тянется к пряжке ремня. Расстегнув, вытаскивает, хлестанув воздух… Брезгливо смотрю на его руку и жду продолжения спектакля. Выпускаю дым прямо ему в лицо.

— Что ты знаешь о боли? Думаешь напугать поркой? Валяй? Трусы снимать или так пройдешься?

— Сука! — кричит зло. Лицо его перекошено от ярости. — Этот ублюдок не должен был жить! Не должен ходить по одной земле с тобой! А ты… а ты! — тычет в меня пальцем.

— Вендетта! Что-то личное? — доходит до меня и мысли скачут галопом, оформляя гипотезу…

Отец завис статуей. Он словно ослабел в момент. Рука, размахивающая ремнем, падает плетней. Стук удара пряжки об пол. Отец валится в кресло, закинув голову, закрывает глаза.

— Я ее любил всю жизнь…

— Витя?! — всхлипывать мать, раскачиваясь привидением у входа. — Зачем ты так?!

— Пошла вон! — истеричные высокие нотки.

— Не кричи на мою маму! — шиплю, выгнувшись кошкой, готовой броситься на защиту родного человека… Даже на него.

— Люда, просто уйди, — закрывает глаза, стиснув кулаки.

— Мам, пожалуйста! — оборачиваюсь на женщину, которую потряхивает.

Она быстро кивает и исчезает из вида. Нутром чую, что стоит просто, прислонившись к стене.

— Ты сейчас говорил про мать Игоря Туманова, верно? — срываю пластырь с загноившейся раны. — Что с ней случилось?

— Аркан ее… А потом Ольга не справилась, родив этого ублюдка…

— То есть ты винишь ребенка, который виноват лишь в том, что родился? — у меня начинает пригорать. — Ты! Взрослый мужик, не сумевший защитить и помочь своей «любви» нашел крайнего и это он во всем виноват? Да?! Почему ты не убил подонка?! Почему не отрезал яйца насильнику, нахрен?!

— Ты не понимаешь! — вскочил отец. — Тронь я его, нас бы, всю семью, уничтожили! Моих родителей, братьев и сестру…

— Тряпка! — хотелось сплюнуть. — А при чем здесь я и моя мать, которая любит тебя, мудака?! Нас-то ты за что наказываешь?

— Я о вас забочусь! — набычился, аж покраснел.

— Откупаешься, — ткнула в него пальцем. — Тебе похрен на свою семью! Ты убиваешься по своей Ольге, мстишь парню, который ничего тебе не сделал! Туман такая же жертва, как и его мать!

Черт! Я перешла на визг, аж у самой уши заложило. Что со мной? Никогда я не смела голоса повысить на отца… Но сейчас он мне просто противен. Меня рвет на части. Легкие сдавило кольцом, что не