Ах да, телевидение, кинематограф и видеосъёмка тоже вне понимания для жителей этого мира!

Вздохнув, я коротко рассказала и про них. Ну, насколько смогла. А вот в дебри работы Всемирной паутины решила не лезть. И сама в ней ничего не понимаю, и магических существ запутаю. Да и ни к чему им это – у них есть магия.

– Ваш мир действительно удивителен, – с лёгким вздохом произнёс Астрис. – И повезло, что там нет правителей, подобных Эдариуну.

Я остановилась и обернулась к мужчине.

– Не сто́ит идеализировать мой мир, – мои губы сами собой изогнулись в грустной усмешке. – В нём тоже идут войны и гибнут люди. Всегда находятся те, кому хочется что-то урвать у другого. Как у нас говорят, у соседа в огороде огурцы всегда слаще. И не думай, будто я не понимаю, что сейчас происходит в вашем мире. Сумасшедшие фанатики, стоя́щие во главе огромной армии и уничтожающие всё на своём пути, периодически появляются и у нас. Наши стра́ны не раз сталкивались с завоеваниями, рабством, геноцидом и тотальным уничтожением отдельно взятых рас. Не всем людям хочется жить мирно и спокойно, кому-то не даёт покоя власть, кому-то жадность, а кому-то – безумие и ложное ощущение собственного всевластия и вседозволенности. И не было ещё на планете такого периода, чтобы хоть где-то не шла война – за зе́мли, ресурсы или власть... Знаешь, какое пожелание на праздниках у нас идёт сразу после пожелания здоровья и счастья? Мирного неба над головой. Надо ли здесь объяснять что-то ещё?

Я вздохнула. Эльф продолжал молча слушать меня, поэтому я всё же решила договорить:

– Но война людей с людьми – не единственное зло, живущее на нашей планете, в нашем мире. В погоне за наживой люди воюют даже с природой. Ты даже не представляешь, сколько растений и животных уже вымерли, и сколько находятся на грани исчезновения. Долгие годы никто не задумывался над тем, что мы просто уничтожаем свой дом. Дом, в котором живём мы, и который оставим в наследие нашим потомкам. Тревогу забили буквально несколько десятилетий назад, но многое из того, что было сделано, исправить уже нельзя. Нам остаётся только принять собственное бессилие, сделать выводы из совершённых ошибок и постараться жить дальше не с грузом вины, но с осознанием, что такого мы больше никогда не допустим. Только не все это понимают. И бесчинства, насилие над природой продолжается. Но теперь это делается не напрямую, а завуалированно. Так, чтобы никто не мог подкопаться и обвинить. Так что мой мир не настолько прекрасен, как вам могло показаться. Но это мой дом. Место, где я родилась, жила и куда, надеюсь, однажды вернусь, чтобы прожить длинную и счастливую, а может, короткую и серую, но главное, СВОЮ жизнь.

Я замолчала, ощущая сухость в горле после произнесённой практически на одном дыхании такой длинной тирады. Глаза жгло сухим песком. Хотелось плакать, но слёз не было.

– Мой мир, тот, который я так люблю и к которому так стремлюсь, никогда не был и не будет идеальным, но только в наших силах, в наших руках изменить своё отношение к нему в целом, и друг к другу в частности. И многие из нас понимают, что это не говорит о том, что нужно внезапно и беззаветно полюбить всех. Нет. Нужно начать с малого – полюбить того, кто рядом. Помочь. Поддержать. И тогда добро, пройдя от того человека к другому, а от другого – к третьему, и так далее, сделает один большой круг, обогнёт земной шар и, замыкаясь, однажды вернётся назад.

Эльф бросил на землю вязанку и внезапно обнял меня, притягивая к себе, а я поняла, что слёз избежать всё-таки не удалось, и сейчас они текут горячими солёными ручейками по щекам и капают с подбородка.

Он ничего не говорил, но мне не нужны были слова. Его простые поглаживания по плечам и спине и мерные гулкие удары сильного сердца – это всё, что было мне нужно сейчас. Понимание, что меня слышат и слушают. И что я не одна.

Вернувшись в лагерь, мы бросили вязанки у костра. Астрис, не сказав больше ни слова, отправился к сидящим неподалёку мужчинам, а я подошла к большому неизвестному дереву, присела около него и устало прислонилась спиной к тёплому шершавому стволу.

Алексис, молча наблюдавший за моими передвижениями, что-то негромко сказал Орлиану и, отдав ему карту, приблизился ко мне и сел рядом.

– Почему ты плакала? – спросил он, не глядя на меня.

Я потёрла глаза. Надо было умыться. Наверняка лицо опухло от слёз, да и щёки всё ещё горели от пережитых эмоций.

– Да так...

– Астрис не злой, просто строгий. Он старше всех нас, а значит, мудрее. Не надо на него обижаться. Если он сказал что-то плохое, то сделал это не со зла, – всё так же тихо произнёс мужчина, а я улыбнулась и покачала головой.

– Он... не обидел. Совсем даже наоборот, – я невольно кинула взгляд на Астриса, о чём-то негромко, но оживлённо разговаривающего с подошедшим к нему молодым эльфом.

Он будто почувствовал мой взгляд, оглянулся, и я впервые увидела его немного скупую, но вполне искреннюю улыбку.

Алексис с удивлением перехватил неожиданную эмоцию и повернулся ко мне.

– Вы подружились?

Я кивнула и устало закрыла глаза.

– Мы просто поговорили по душа́м. Я объяснила, что у наших миров намного больше общего, чем вам кажется. И я очень даже понимаю ваши чувства.

Некоторое время мы молчали. Я слушала разноголосое пение утренних птиц, тихий шелест ветра, запутавшегося в ветвях деревьев и ненавязчивый шёпот тысячелетнего леса. Леса, созданного кем-то таким же, как я. Только у его создателей магия работала, как надо, а вот моя меня подводила. Магическая составляющая моего предка десять веков разбавлялась кровью обычных людей, и это не могло на ней не сказаться. Возможно, все мои дры́гания бесполезны, и я никогда не смогу управлять скриптумансией так, как надо.

– Рита... – вырвал меня из размышлений голос эльфа.

– Да?..

– Ты рассказывала о мире, но о себе не сказала ни слова.

Я открыла глаза. Алексис смотрел на меня без