утра тебя никто не потревожит.
Я облегчённо выдохнула. Кажется, он всё-таки понял и сделал то единственное, что мог — дал мне время прийти в себя, за что я почувствовала искреннюю благодарность.
Наутро была если не в порядке, то, по крайней мере, старалась создать видимость этого. Состояние стало в меру паршивым: смирившись с этой новой тоскливой болью как с чем-то неизбежным, я училась жить с ней, как иные живут с подагрой. А что мне оставалось?.. Это был не вопрос выбора. Моя странная природа, пока не до конца ясная даже мне самой, наконец заявила о себе, и оставалось только либо принять её, либо впустую потратить уйму сил на бесполезную борьбу, в которой я бы всё равно не выиграла.
— Доброе утро! — радостно приветствовал канцлер, заботливо пододвигая мне кресло и вручая кружку с каким-то горячим напитком.
Я недоверчиво принюхалась к содержимому, сделала неуверенный глоток… Что ж, вполне можно пить. Феликс упорно делал вид, что не замечает моей кислой невыспавшейся рожи и не помнит о вчерашних откровениях. Похоже, он ещё был неплохим психологом в придачу к прочим своим талантам. А, может, просто жил на этом свете достаточно долго, чтобы научиться разбираться в таких вещах…
— Наш вампирчик пошёл заказывать завтрак, — добавил он, очевидно, не ожидая от меня сегодня большой общительности и беседуя за двоих. — Очень хочется верить, что он ограничится нормальной человеческой едой и не будет требовать от бедной женщины принести ему пару кувшинов крови невинных девственниц…
— Не буду, — согласился возникший на пороге Михаил. — Кровь старых колдунов, за неимением лучшего, тоже вполне годится.
С этими словами он плюхнулся напротив меня и пристально вгляделся в мою потерянную физиономию.
— Как твоя охота? — я выдавила из себя жалкое подобие улыбки.
А потом вдруг поняла, что мне и впрямь хочется улыбнуться. В конце концов, меня окружали вполне себе понимающие люди, а сердце… Что ж, пусть себе болит, если ему так хочется; к тому же я и впрямь находила в этом чувстве некое извращённое удовольствие, находила… себя?..
— Очень познавательна, — Миша расплылся в самодовольной улыбке. — Я чудесно провёл время: совершил короткую экскурсию по городу, познакомился с одной очаровательной леди, достал нам кое-какую одежду. И, кроме всего прочего, узнал, где найти двух бродячих трюкачей.
— И ты молчал?! — чуть не подпрыгнул в своём кресле господин Верховный канцлер.
— Ну, во-первых, я был уставший. Во-вторых, мы бы всё равно не стали наносить им визит ночью — это было бы весьма неучтиво с нашей стороны. В-третьих, мне хотелось сообщить об этом вам обоим. И, наконец, эти ребята вовсе не скрываются — напротив, они готовят какой-то номер, так что заинтриговали уже весь город, и почти все дни проводят в местном театре.
— Очень разумно с их стороны, — задумчиво проговорил Феликс. — Вряд ли стайка фанатиков, которую они выставили на посмешище, так легко простит оскорбление, а быть всегда на виду влюблённой публики — лучшая защита для таких, как они. Эти ребята очень неглупы, мне прямо не терпится с ними познакомиться…
— Думаю, сейчас мы вполне можем это сделать, — заметил вампир. — На улице давно рассвело, мы наверняка застанем их в театре.
Одежда, которую принёс Миша, оказалась самой простой и вряд ли могла привлечь к нам внимание, за исключением того факта, что все три костюма были мужские. В ответ на мой вопросительный взгляд вампир лишь виновато развёл руками:
— Извини, когда я лазил по чужим дворам, выбирать особо не приходилось: что сушилось, то и взял. В любом случае, ни одного сколько-нибудь приличного платья, да ещё и такого маленького размера, мне нигде не встретилось. А это, видимо, сшито на какого-то худого подростка… В общем, побудешь немного мальчиком, что в этом такого?..
— Не буду я мальчиком! — фыркнула я. — Буду девочкой в мужской одежде.
Но тут уже вмешался канцлер:
— Ну уж нет, дорогая! Весь этот нелепый маскарад, собственно, только для того и нужен, чтобы не привлекать лишнего внимания, а твоя идея полностью противоречит этой концепции. Уберёшь волосы под шляпу, ссутулишься немного… А лица под широкими полями всё равно будет не видно. Да и берцы твои, прости Господи, не слишком-то женственная обувка, что нам только на руку.
Таким образом, судьба моя была предрешена. Я ещё что-то поворчала по поводу мужской тирании, пока мы спускались к выходу, но на улице благоразумно затихла: вряд ли, конечно, кого заинтересует мой далеко не мужской и даже не мальчишеский голос, но мало ли.
По дороге меня так и подмывало оглядеться по сторонам и познакомиться наконец с городом под названием Фижеро-Роуз, но из-за проклятой конспирации приходилось пялиться лишь на серые булыжники узких мостовых, окружённых плотно прилегающими друг к другу постройками. Мы довольно быстро вышли на какую-то шумную улицу. Немногочисленные прохожие спешили по своим делам, то и дело мимо нас рысили верховые и проезжали тяжёлые экипажи, далеко не все из которых были запряжены лошадьми: некоторые двигались сами по себе. Интересно, это техника или магия?..
Через полчаса и пару вежливых уточнений маршрута мы достигли цели нашего путешествия. Величественное здание театра всё же заставило меня забыть об осторожности и впериться в него восхищённым взглядом. Выстроенное из белого камня, сильно смахивающего на мрамор, оно ослепляло своим блеском, высокими отполированными колоннами, алыми тропинками ковров на широких ступенях… Крышу входа венчала скульптура: три огромных белоснежных голубя взлетали, удерживаемые золотой лентой, обвившейся вокруг шеи каждого из них. Михаил учтиво распахнул передо мной массивную дверь светлого дерева, и мы вошли в этот храм искусства.
Казалось, сама атмосфера здания была наполнена какой-то тайной и отзвуками волшебства, словно желая с первой секунды поразить посетителей и заставить позабыть на время обо всём, что происходило в их жизнях за пределами театра. Высокие потолки подпирали всё те же белоснежные колонны; правда, здесь по ним струились яркие зелёные лианы с большими листьями и алыми цветами. Обвиваясь вокруг своей опоры, они слегка подрагивали, словно бы от лёгкого ветра… Не в силах удержаться, я дотронулась до одного из цветков… но рука моя ощутила только холодное прикосновение отполированного до блеска камня. Я с удивлением поняла, что это всего лишь иллюзия, которыми, как оказалось, театр был набит под завязку.
В холле царила пустота, так что в поисках, к кому бы обратиться, нам пришлось подняться на второй этаж. Краем глаза я уловила, что вдоль перил тянулись те же самые вьющие растения, которые оплетали колонны. Стоявшие по обе стороны от широкой лестницы искусно высеченные из