Кроме того, все эти пленные — лишние рты.

На следующий день, когда поле боя было полностью очищено, раненые погружены на повозки, трофеи распределены, а колонна бруосакцев, вчерашних пленных — отпущена по дороге на юг, мы двинулись обратно на восток к Вальяду.

Благодаря Рою я уже знал, что город не пал и остался «за мной». Вероятно, Эммей решил не распылять силы и заняться освобождением хорошо защищённого города уже после моего разгрома, а то и надавить при помощи дипломатии и уговорить гарнизон сложить оружием в связи с падением Штатгаля.

Вот только Штатгаль не пал.

Мы шли не как уставшая после боя армия, а как триумфаторы. Впереди, на своём огромном боевом коне Громе, ехал я. Мой чешуйчатый доспех был вычищен до блеска, на плече задорно сиял знак «Гве-дхай-бригитт».

За спиной развевался мой личный штандарт — цветок курая красного цвета на белом фоне.

Рядом со мной, на вороном жеребце, ехал принц Ги. Его умарцы настояли на том, чтобы он тоже выглядел подобающе. Его доспехи были начищены и светили золотом, а за его спиной его личный знаменосец нес флаг королевского дома Умар. Мы ехали плечом к плечу, человек и орк, герцог и принц, живое воплощение нашего нечестивого, но несокрушимого союза.

— Вы проявили к тем людям большую доброту, герцог, — говорил он, продолжая вчерашний разговор.

— Они просто воины, — ответил я. — Не их вина, что они оказались не с той стороны, где я.

— Это очень самонадеянное утверждение, герцог, — усмехнулся он. — Хотя на Вашей стороне факты.

— Ну… Факт в том, что сейчас в моём войске полно орков, а Вы, мой союзник, принц орков.

— И что?

— Первые мои враги в первом сражении были орки.

— И как себя показали наши? — вздёрнул бровь принц Ги.

— Ну, молодцом, сначала они всех победили.

— Сначала?

— Ага, — вздохнул я. — А потом мы, скажем так, контратаковали и победили. Часть погибла, часть попала в плен. Но ирония не в этом. Вторым моим противником были гномы.

— Гномы? И как?

— Моя сторона их победила. Мне жаль, но в том сражении мы убивали их, причём без всякой жалости.

— За кого же Вы воевали?

— За людей.

— Значит, Вы верны расе людей? — предположил принц.

— Вообще ни разу. Я принял участие в войне в Туманных горах Ошо, в качестве верховного тактика. И моими союзниками были люди. Часть из них предала меня и… Я снова убивал без всякой жалости. А потом была революция и я действовал против людей. А потом оборона Каптье, и там впервые я поставил в один строй орков и гномов. Впервые гномы подпирали орков. Да и надирали задницы мы людям-бруосакцам.

Принц посмотрел на меня с подозрением:

— А чей был город?

— Общий. Представьте себе, у разных рас может быть общий город и я увидел, что при необходимости сплав разных рас может быть прочным.

— Так за кого же Вы в итоге воюете? На чьей стороне?

— На своей собственной. Меня теперь настолько много, что я формирую собственную силу и она вне рас, вернее сказать, наполнена всеми, включая троллей.

— Чудные дела творятся, да простит меня Григгас, — ответил орк.

За нами шли колонны. И это была картина, от которой у любого стратега старой школы волосы встали бы дыбом. Стройные ряды моей панцирной пехоты «Штатгаля», закованные в тяжёлую броню, шагали вперемешку с отрядами орков-умарцев. Их разномастные доспехи и свирепые лица создавали дикий, но впечатляющий контраст с нашей однообразной дисциплиной.

За пехотой шли мои «специалисты». Огромные, молчаливые тролли, во главе с Тайфуном, который казался ещё больше и могущественнее после битвы.

Гномы Мурранга и Хрегонна, широкоплечие и бородатые, с огромными топорами на плечах. И бесшумные, как тени, эльфы Фаэна, с луками за спиной.

Когда на горизонте показались стены Вальяда, я увидел то, чего и ожидал, и то, на что моя армия (я не стал никому говорить и нарушать сюрприз) могла только надеяться. Над привратными башнями северного моста и ворот гордо реял мой флаг. Город держался, город ждал и дождался.

Когда мы подошли ближе, я понял, что они нас не просто ждали, а даже и встречали. Видимо, гарнизон предупредил Совет, а те — жителей.

Жители Вальяда высыпали из ворот и заполнили обочины дороги. Сначала они смотрели на нас с опаской. Вид нашей разношёрстной армии, особенно огромных орков-умарцев, вызывал у них естественный страх.

Но потом они увидели мой штандарт. Они увидели меня.

И тишина взорвалась.

Сначала это был нестройный гул, потом отдельные выкрики, а затем все слилось в единый, восторженный рёв. Они кричали моё имя. «Герцог Рос!», «Спаситель!», «Победитель!». Они махали платками, шляпами, просто руками. Их лица, ещё недавно полные страха перед армией Эммея, теперь сияли от радости и облегчения.

Принц Ги рядом со мной напрягся. Его народ не привык к такому приёму от людей. Обычно их встречали либо сталью, либо проклятиями.

— Они… они нам рады, — пробормотал он, с недоверием глядя на ликующую толпу.

— Ну, отчасти они рады не столько нам, — поправил я его. — Сколько тому, что им не придется ещё какое-то время платить дань Бруосаксу и смотреть, как отнимут их статус вольного города, перед тем, как их дома грабят «законные» правители. Они рады, что угроза миновала. А мы — те, кто эту угрозу устранил.

В этот момент из толпы выбежала пожилая женщина в простом крестьянском платье. Она подбежала почти к самым копытам моего коня и, низко поклонившись, бросила на дорогу маленький букетик полевых цветов.

Гром шарахнулся в сторону, но я успокоил его лёгким движением поводьев. Я остановился, глядя на эти скромные цветы на пыльной дороге. Женщина, испугавшись собственной смелости, быстро отступила обратно в толпу.

Этот простой, искренний жест стал сигналом. Словно прорвало плотину. Со всех сторон полетели цветы. Их бросали женщины, дети, даже суровые бородатые мужчины, сняв шляпы. Через минуту вся дорога перед нами была усыпана ярким ковром из ромашек, васильков и маков.

Я наклонился и поднял тот самый первый букетик. Подержал его в руке, закованной в стальную перчатку. Этот маленький, хрупкий букет значил для меня больше, чем все захваченные знамена и трофеи. Это было признание. Не от короля, не от аристократов. От народа. От простого населения города Вальяда.

Я посмотрел на принца Ги. Он молчал, но в его глазах я видел нечто большее, чем просто удивление. Я видел, как в его сознании рушатся старые