— Что-то слишком тихо, падре, — наконец произнёс он, не отрывая взгляда от леса. — И птиц не слышно. Как перед грозой.

Я лишь кивнул.

Сын тоже это чувствовал — необъяснимую лёгкую тревогу, не требующую немедленных действий, и классическое, характерное для такой глухомани предчувствие, нависшее над этим, казалось бы, нетронутым раем. Объясняется это, скорее всего, недолгой и странной утратой чувства реальности, какое овладело нами в начале пути. Словно «тропа» была не просто грунтовкой, а разделительной линией, где справа заканчивался знакомый мир, и начиналось нечто древнее и абсолютно безразличное к человеку.

Рация на торпеде хрипло ожила:

— «Гоблин» в канале. Впереди ручей, размыло основательно. Готовьтесь к мокрому приключению.

— Принял, — бросил я в микрофон.

Спуск к ручью оказался крутым и скользким. Вода, тёмная как крепкий чай, бурлила между замшелых валунов, пенилась в водоворотах. Лёгкая «Нива» Сомова уверенно вошла в поток, оставляя за собой пенистый след. Я, двинулся следом и почувствовал, как колёса «Апача» на мгновение потеряли сцепление, зарывшись в илистое дно. Послышался неприятный скрежет.

— Да проскочили, проскочили… — облегчённо выдохнул Дино.

Мы ехали уже полтора часа, а я наслаждался почти всем, что окружало, — немного резким воздухом лесной подстилки из листьев и хвои, длинной, как спицы, сплошными зарослями незнакомой растительности, лучами солнца, прячущегося за тучами, и непонятным далеким гулом. Может быть, это камнепады или эхо раскатистых лавин.

Путь морем от крайней бухты Стамбула да Саг-Харбор — примерно сто двадцать километров. А по суше…

Чёрт его знает, увидим.

После форсирования очередного ручья, на этот раз совсем крошечного, едва конвой выбрался на противоположный берег, как автомобильная рация снова зашипела.

Пш-ш…

— Стоп-стоп. Не вылезайте пока, — на этот раз голос Сомова был строг и лишён обычной иронии.

«Нива» впереди замерла, я тоже затормозил. Из кабины вышел Сомов, его массивная фигура в заслуженной джинсовке казалась скалой. В руках сталкер стволами вперёд держал у пояса свой двуствольный штуцер, взгляд был прикован к чему-то в чаще, справа от тропы.

Я вытащил из зажимов ППС и жестом велел Дино оставаться в машине. Высунувшись в окно, крикнул:

— В чём дело, Гоб?

— Смотри сам, — коротко бросил сталкер, указывая стволами штуцера вглубь леса.

Вышел из машины.

Сначала я ничего не увидел. Лишь высокие деревья, густой папоротник, покрывавший землю, и свисающие с ветвей вьюны. Потом взгляд уловил движение.

Что-то огромное, угольно-чёрное, медленно и величаво переступило упавший ствол векового кедра. Это был чёрный медведь, но таких габаритов я не видел никогда. Его шерсть отливала синевой, а холка возвышалась, как горный хребет.

Но не это заставило кровь застыть в жилах. Полное мрачного, хищного достоинства животное не просто так двигалось параллельно тропе, словно тень, не обращая на нас никакого внимания. Оно что-то тащило. Длинную, обвисшую тушу огромного лося!

— Mamma mia… — прозвучало рядом.

Все вылезли, не удержишь.

— Чёрный властелин, — прошептал Дино, вставая рядом. Его лицо было серьёзным.

— Старый зверюга, матёрый, — произнёс Гоблин. — С такими даже волчьи стаи боятся расходиться краями. Учуял, но мы для него — мухи. Дедушке не до нас.

Надо было не автомат хватать, а полуавтомат Benelli M4 Super 90. Гладкий ствол вполне эффективен на малой дистанции. Пуля Gualandi двенадцатого калибра весом 32 грамма приносит в тушу медведя огромную энергию и обладает хорошим останавливающим действием, что крайне необходимо при стрельбе накоротке.

— Интересно, такой монстр может подраться с пещерником? — спросил отрок в духе вечно-заразного «Кто сильней, кит или слон?».

— Запросто, — не удержался я от соблазна.

— Гоб, твой штуцер его возьмёт?

— Зачем такого красавца валить? — удивился Михаил, но тоже не удержался. — Если не первым выстрелом, то вторым «нитро» его точно на задницу посадит.

Мы стояли почти в полном молчании, слушая, как гигант ломает подлесок, удаляясь в сторону моря. Воздух был наполнен запахом его дикой мощи, свежей крови и влажной земли. Дино, бледный, смотрел в ту сторону, где скрылся зверь, его глаза были полны одновременно страха и восторга.

— Чёрт, — тихо выругался парень. — Вот это зверюга…

— Ну вот, — буркнул я. — А ты, «стрелять»… С одной стороны, чисто монстр. С другой, в радиусе пятьдесят километров других медведей точно нет.

Чащоба словно сомкнулась, поглотив следы медведя, Сомов расслабился, опустил штуцер. Да уж, на Козьей Тропе мы не на вершине пищевой цепи.

Дорога скучать не давала. Начался сплошной буковый лес — светлый и торжественный, как византийский храм. Или, пожалуй, он больше напоминал бесконечную колоннаду, как бы обтянутую зеленоватой замшей, — некий мшистый и прохладный строй, медленно спускающийся с предгорий.

Двинулись дальше, и вскоре тропу преградило огромное, недавно упавшее дерево — кедр, вывороченный с корнем ураганом. Пришлось доставать бензопилу. Рёв инструмента, казалось, осквернял первозданную тишину, но такая правка природе лишь на пользу. Я умело работал «хуцкварной», Гоб оттаскивал, а Дино нервно оглядывался по сторонам.

После расчистки пути, когда казалось, что вот сейчас-то помчим, конвой наткнулся на валун, наполовину перекрывавший колею. Втроём, с напряжением сил, мы откатили его в сторону. Камень, с глухим стоном ушедший в густой папоротник, оставил после себя влажную, тёмную яму.

— Похоже на нору… — мрачно заметил adottato, заглядывая в неё.

— Прекращай, яма и яма, — поморщился Сомов. — По машинам.

Тут много белок и разнообразной боровой дичи, заметной даже с дороги, техники эти зверушки ещё не боятся. Один раз я заметил трёх красавиц-косуль в лиственном пролеске, а вот лосей что-то не видно…

Километр за километром, час за часом, кочка за кочкой. Пейзаж менялся незначительно: каменистые мысы, с которых открывался вид на бескрайний серый океан, глубокие бухты с пляжами из чёрного песка, куда не ступала нога человека, и доисторический лес. Тусклое солнце начало клониться за тучами к горизонту, окрашивая небо в грязно-лиловые тона. Холодает.

Пш-ш…

И снова ожила рация. На этот раз голос Сомова был спокоен, почти будничен:

— Впереди развилка. Наша тропа — левее, в гору. Справа неплохой спуск к воде. Макс, ты ведь именно про это говорил? Жду решения.

Прикинул: примерно две трети пути уже пройдено, так что усталость от тряски накопилась изрядная, сейчас чайку бы горяченького.

— Проверяем, вроде бы место подходящее… — решил я, посмотрев на уставшее лицо сына. Вспомнил огромную чёрную тень исполинского медведя и ледяной взгляд сталкера. — Если на берегу всё нормально, то мы передохнём, но