Хару хмыкнул и рассказал Тэюну, что его особенно беспокоит в предсказаниях мудан: любовницы и внебрачные дети.

— Ты? Трое внебрачных детей? — удивленно уточнил Тэюн, — Мне вообще сложно представить, чтобы ты в браке завел любовницу… ну ладно одну, ладно один случился ребенок…

— Вот-вот, и я так же подумал. А потом кое-что вспомнил. Помнишь ту историю… ну, с…

Хару замялся. Водитель вроде их не слушает, у него играет музыка, а они застряли в пробке, но произнести вслух имя Хон Хесон ему все равно не хотелось. К счастью, Тэюн все понял и так:

— Я понял, о ком ты.

— Я сейчас думаю: зачем? Мне с самого начала ситуация казалась бредовой, а она — странной, но я почему-то все равно в это влез. И поэтому понимаю, что в свои условные тридцать тоже, наверное, буду способен на такие глупости. Хотя сейчас это вызывает какое-то внутреннее отторжение.

Тэюн хмыкнул и кивнул. Внебрачные дети в Корее — это позор. И ладно, что это позор для родителей, мужчине с таким достаточно просто справиться. Это позор для детей. Если станет известно — будут дразнить в школе, постоянно сплетничать, потом могут быть проблемы с поиском супруга/супруги или просто романтического интереса, ведь «яблоко от яблоньки недалеко падает», раз изменил отец — изменит и его ребенок. Возможно, лет через тридцать ситуация и изменится… а если нет? Хару кажется маловероятным, что он обрек бы на подобное своих детей. Только от большой любви. Но… три раза? Многовато для случайности.

Потом Хару рассказал и остальное. Еще и обсудил с Тэюном потенциальный «темный период». Причин для его возникновения они не видели — у группы все просто замечательно.

До места съемки ехать пришлось более полутора часов — прекрасная погода в конце мая, суббота, многие семьи пытаются выбраться на прогулку, поэтому город и встал в пробках. Проще было бы добраться на метро, но эта гениальная мысль пришла в голову слишком поздно.

А вот сама съемка прошла быстро. Они снимались для рекламы часов Cartier. Ничего интересного. Обычная одежда — свободные брюки и простого кроя рубашки, иногда — джинсы и лонгсливы. В фотостудию с белым фоном приносили то кресла, то столы, то большой диван. И Хару с Тэюном позировали то вместе, то по отдельности, демонстрируя модели часов вместе с кольцами и кулонами из линейки Trinity от этого же бренда. Самое сложное — вообще так расположить себя в пространстве, чтобы показать часы. В остальном — скучно.

Другое дело — будущий ужин. Прямо в студии, где проводили фотосессию, не смывая макияжа, Хару и Тэюн переоделись в привезенные заранее костюмы, потом сели в машину и приготовились ко второму раунду путешествия по городу в условиях пробок. Но им повезло — они доехали до нужного ресторана настолько быстро, что пришлось устроиться в кафе поблизости — до времени встречи оставался ещё час.

Минсо тоже приехала заранее. Присела к столику в кафе, где парни пили кофе — их же совсем скоро накормят ужином — и тихо начала инструктировать:

— Мы не знали, почему была назначена эта встреча, да и сейчас не уверены. Но Минхёк навел кое-какие справки и выяснил одну особенность, о которой лично я не знала, хотя она и лежала на поверхности. Крупные часовые бренды обычно не имеют официальных амбассадоров. Редкое медийное сотрудничество обычно затрагивает рейтинговых спортсменов и взрослых актеров… больше всего любят актеров известных боевиков. Журнальные фотосессии — редкость. С айдолами они официально не сотрудничают. Но это не значит, что бренды полностью игнорируют молодежную аудиторию. Заказать фотосессию с молодой звездочкой, по которой фанатеют подростки — это похоже как заигрывание с максимально нецелевой аудиторией, слишком…

— Слишком явная реклама для брендов, которые официально делают по сотне часов в год, — предположил Хару.

Минсо кивнула:

— Именно. Они позиционируют себя как бренды, изделия которых люди сами захотят купить, когда у них будет больше денег. Для молодежи такие часы должны быть предметом вожделения в будущем, они должны о них мечтать сейчас, а покупать уже после тридцати. Такие часы в рассрочку не возьмешь. Но ведь как-то они добились ситуации, что о подобных дорогих часах мечтают молодые парни. Я никогда не задумывалась, как часовые бренды это делают. Минхёк сказал, что заключаются бартерные контракты. Это контракт на два-три года, в течение этого срока знаменитость носит подаренные ей часы, без громких заявлений, просто молчаливо демонстрируя наличие часов на руке. Оплатой выступают сами часы, они остаются клиенту.

— При условии, что мужские часы ручной работы практически не падают в цене — даже бартер выгоден, — понял Хару. — Когда контракт закончится — их можно выгодно продать.

— Именно. Richemont — это концерн, куда входят несколько знаменитых часовых брендов. Думаю, они хотят договориться о бартерном контракте. Возможно, не одного бренда, а сразу нескольких, ведь эта реклама работает с прицелом на долгий срок и им не важны сиюминутные покупки…

— Они хотят, чтобы поколение кореянок выросло в уверенности, что супругу на юбилей свадьбы можно дарить не только Rolex, — подхватил Тэюн.

Минсо снова кивнула, затем продолжила:

— С точки зрения вашего продвижения эти контракты — ничто, они ничего не дают в медийном поле. Коллекционные модели вам точно не подарят, обсуждать будут только преданные фанаты, шансы на широкое освещение в СМИ — минимальны. Возможно, вас пригласят на какое-нибудь мероприятие брендов, но это неточно. Да и заработок вы получите далеко не сразу — контракты обычно заключаются на стандартные два года, продать часы вы сможете только после истечения этого срока. Но я бы советовала вам согласиться. Да, выгоды практически нет, но и каких-то ваших усилий, скорее всего, такие контракты не потребуют. Вы оба постоянно носите часы, просто будете носить другие.

Хару и Тэюн переглянулись. Они