В это время из Ляхова на арене его противник сделал боксёрскую грушу. На том уже живого места не было, он качался, глаза его заплыли гематомами. Того и гляди рухнет на арену. Судьи уже готовы были остановить бой в любой момент.

Гвоздев и Шишаков кричали, как умалишённые. Надрывали глотки так, что обзорное стекло дрожало.

— Ну дава-а-ай! Не тормози! Лови на противоходе! — орал Шиша.

— Какой нахрен апперкот⁈ Ты чо творишь⁈ — гремел Гвоздев.

Противник Ляхова, лысый качок, совершил всё-таки ошибку. Он провёл серию ударов, отчего Ляхов упал на спину. Явно же поскользнулся на луже крови. Но лысый ненадолго отвернулся и поднял руки в победном жесте, зарычал, выплёвывая окровавленную каппу. Часть зрителей торжествовала, уже поздравляя его и осыпая в овациях.

Ляхов вскочил и сделал пару шагов к лысому, когда тот обернулся. Мощный апперкот отправил качка в эпичный полёт в компании с несколькими выбитыми зубами и каплями крови. Тело лысого с грохотом упало на пол арены. Всё. Он уже не встанет.

На арену выскочили лекари, забирая поверженного бойца. Ну а Ляхов не стал красоваться перед публикой, просто поднял руку вверх и ушёл с арены.

— Ещё и без пантов, — ухмыльнулся Гвоздев. — Очередной плюс. Такие нам точно нужны.

— Никитич! Мы выиграли! Ты прикинь, сколько это денег? Икс три! — начал надрывать голосовые связки Шиша, вскакивая с места. Он взялся за голову, начиная ходить по комнате. — Ох, вот это да! Кто там ещё твой любимчик. Пойдём делать ставки!

— Уймись уже… «Делать ставки», — пробурчал Гвоздев, хотя тоже довольно улыбался. — Остальных я не рассматривал. Ещё двое кандидатов в наш союз в других парах бьются.

— Бои завтра? — Шиша посмотрел на меня горящим взглядом.

— Да, перенесли на завтра, — кивнул я, улыбаясь. — Совет тебе. Ставь только то, что выиграл сегодня, не больше.

— Вот, послушай его, Александр, — указал на меня Гвоздев. — И я тебе о том же говорю.

— Да знаю я, — хмыкнул Шиша. — Так и сделаю.

Я посмотрел на него и понял, что он опять поставит всё до единой копейки. Да пофиг, пусть что хочет, то и делает.

Остальные два матча прошли буднично. Противники были в целом равными, а поединки изматывающими и нудными.

Когда бои прошли, аристократы отхлынули от арены, возвращаясь за столики в зоны отдыха. Там же я увидел и бородатого типка. Он уже переместился за столик к шумно веселящейся паре. Общался вяло, много смотрел по сторонам. Ну а Гоб занял очень удобную позицию под большой скамьёй в углу зала. Аккурат рядом с праздной компанией.

— Ну что, я тогда пойду, — засобирался Гвоздев, допивая квас. Сколько в него влезает? Выдул кувшина четыре и как ни в чём не бывало.

Шиша встретился со мной взглядом, затем вздохнул.

— Подожди, Никитич, — остановил он главу СОХ на полпути к входной двери. — Надо поговорить.

— Тренировка послезавтра, я же сказал, — пробурчал Гвоздев.

— Я не про это, — вновь вздохнул Шиша, пытаясь подобрать слова.

— Я хочу забрать Александра для зачистки башен, — решил я подтолкнуть Шишакова к разговору. — И он не против.

Гвоздев ошалело осмотрел нас, затем остановил взгляд на Шише и покрутил пальцем у виска.

— Ты совсем того? — прорычал он. — Ну Володя сумасшедший, с ним всё ясно. Но ты то куда? Тебе побыстрей подохнуть хочется?

— Я ведь до сих пор жив, — продолжил я.

— Помолчи, Владимир, я хочу услышать не тебя. С тобой как раз всё понятно, — резко произнёс Гвоздев, прожигая взглядом Шишу. — Ну что ты ртом воздух хватаешь? Сказать нечего?

— Никитич, ну что ты наседаешь⁈ — воскликнул наконец-то Шишаков. — Как дед бухтишь, ну правда! Мы взрослые люди. Поговорили, и решили…

— Ты хочешь восстановить дворянский титул? Ты действительно в это веришь? — иронично улыбнулся Гвоздев.

— Я верну его. И Марьяна ко мне вернётся, — процедил Шиша.

— Больно ты ей нужен. Москва большая. Пока ты телишься, уже давно себе нашла хахаля. Вот и не хочет обратно, — продолжил Гвоздев. — Да и что ты ей дашь?

— У меня уже есть охранное агентство, — процедил Шишаков. Он покраснел и буквально пар выдувал из ноздрей. — И не смей говорить так о Марьяне. Она не такая. Она вернётся ко мне, вот увидишь.

— Ой, ладно, делай как знаешь, — отмахнулся Гвоздев. — Но я готов поспорить, что ты не зайдёшь в башню. В последний момент откажешься. Ты ж не псих.

— На ящик коньяка спорим… Что зайду, — выдавил Шишаков, угрюмо посматривая на главу СОХ.

— Терпеть не могу спорить. Хотя… А давай, — махнул Гвоздев и выставил руку. — Владимир, ты свидетель.

Шишаков сцепился рукой в рукопожатии, встретился нахмуренным взглядом с Гвоздевым, а я символично разбил их спор, ребром ладони.

Гвоздев покинул заведение, а Шишаков вернулся к охране, принимая отчёт за последний час. Ну а я дал зелёный свет Гобу.

Ведущий заранее объявил его выход. Он остановился по центру зала, взял в руки микрофон.

— Итак, а сейчас выступит приглашённый комик, в образе средневекового шута! Дамы и господа, встречайте! Звёздный гость! Никодим «Хохотун» Кинжалов!

Да, я придумал ему концертное имя, и кажется, что публике оно понравилось. Вот прогремели аплодисменты, затем яркий свет от прожекторов, установленных под потолком, замер в центре зала. А следом за ним замерли и гости в предвкушении номера.

В прожектор выпрыгнул Гоб. Разумеется, зеленомордый изменил себя. Теперь он больше походил на человеческого ушастого карлика с большим носом-шнобелем. Он оседлал швабру, а на голове его был большой зелёный колпак.

— Пр-ривет, друзья, всем добрый день!

Придворный шут споёт вам песню

Не чушь, не бред, не дребедень!

Поверьте, будет интересно! — закричал писклявым голосом Гоб, вскидывая костлявую руку.

Вид шута у многих вызвал приступ смеха. Особенно хохотали дамы. Одна из них прыснула шампанским, чуть не попав в кавалера. Вторая захлопала аж прослезилась от смеха.

А затем ГОб начал свою песню, бравируя между столиков на швабре, словно на коне:

Однажды до ветру ходил

Отважный богатырь Трандир.

И как-то так произошло,

Что уколол себе табло

Какой-то веткой деревца

Один укол и поллица

Покрылось странной волоснёй

Трандир вскричал: ой-ёй-ёй-ёй!

Как буду девок соблазнять?

Как в обществе, едрёна мать

Мне появиться теперь щас.

И перед ним раскрылся глаз.

Из ничего, из пустоты.

И голос заревел: эй ты!

В священном месте отливать