Голем равнодушно посмотрел на стражников, заметил среди них человека в кандалах и секунду-две внимательно изучал его. Затем молча повернулся к гоблину.

— В каморку. Кандалы не снимать. Рот развязывать только на время кормления. Круглосуточное наблюдение, — отчеканил тот.

Тюремщик молча шагнул к арестанту, и Максим в отблесках пламени от жаровни впервые увидел в глазах каноника нечто похожее на страх. Голем положил свою ручищу пану Врбасу на плечи и, легонько подталкивая, увёл в башню.

— К пленнику не пускать никого, — заговорил Томаш. — Никаких следователей или палача с подручными — допросы будут после. Никаких духовников, ростовщиков или опечаленных родственников, жаждущих увидеть своего страдальца. Полная изоляция. Это понятно?

Гоблин почтительно поклонился рыцарю, при этом умудряясь смотреть на гремлина.

— Именно так, — господин Майер солидно кивнул в подтверждение слов Брунцвика. — Безо всяких исключений. Если вдруг кто-то пожелает увидеть арестованного — немедленно пошлите за мной или командором.

— Будет исполнено, господин секретарь, — ещё раз поклонился гоблин.

Эвка с каждым днём сдавала на глазах, будто вся тяжесть беременности, до того переносимая ею с видимой лёгкостью, навалилась на дочь водяного разом. Она уже не настаивала на том, чтобы лично заниматься готовкой, и даже стала реже проводить время в кресле в гостиной. Теперь девушка чаще лежала наверху, в спальне, где постоянно горел камин, и безучастно смотрела на огонь. Максим ещё раз-другой заставал в кухне запах, похожий на запах благовоний, и в конце концов решился на непростой разговор с тестем.

Кабурека он нашёл на мельнице. Водяное колесо встало, так что хозяин обзавёлся взамен него парой тяжеловозов. Могучие кони мерно ходили по кругу во дворе, а система шестерней через распахнутое окно передавала их усилие на мельничные жернова. Во дворе и в здании суетились хохлики, подносившие зерно и оттаскивавшие муку, но было заметно, что скорость производства многократно снизилась. К тому же мельник берёг лошадей и ни за что не соглашался гонять их кнутом, как сделал бы любой желающий ускорить помол.

— Пан Кабурек!

Водяной обернулся на оклик зятя.

— Можно мне с вами перекинуться парой слов?

Зелёные глаза внимательно посмотрели на парня. Потом Кабурек рыкнул, повысив голос:

— Перерыв! Всем четверть часа отдыхать!

Хохлики весёлой толпой устремились к воротам и через минуту на мельнице остались только хозяин и капрал-адъютант.

— У вас, похоже, что-то серьёзное, пан Резанов, — сделал вывод Кабурек, почёсывая переносицу тяжеловоза: конь, бывший ростом примерно вдвое выше мельника, едва остановилось хождение, благодушно склонил голову на плечо хозяину. В ожидании ответа зятя водяной порылся в поясной сумке и, достав оттуда яблоко, отдал лошади. Тут же к нему за гостинцем протянулась и вторая голова.

— Пан Кабурек, вы доверяете Ирене? — спросил Максим, нервно покусывая губу.

— В каком смысле? — удивился водяной.

— Вы ей полностью доверяете? Она не причинит вреда вашему дому или кому-то под вашей крышей?

Брови водяного сошлись на переносице:

— А можно пояснее, пан Резанов? Вы о чём сейчас?

Макс поскрёб выбритую утром щёку.

— Я видел, как она ворожила.

— Ворожила?

— Наверное. Или наводила чары. Или ещё что-то подобное. В общем, она что-то напевала и жгла травы на кухне.

— А она вас видела?

— Нет. Мне подумалось, что это ни к чему.

Водяной продолжал задумчиво поглаживать коня.

— И когда это было?

— Пятого числа. Когда я… — он замялся.

— Когда вас доставили домой и вы днём восстанавливали силы, — подсказал Кабурек.

— Да.

— А почему вы говорите об этом только сейчас?

Максим снял шляпу и принялся вертеть её в руках. Перья чёрного коршуна нервно вздрагивали при каждом повороте.

— По-моему, вчера на кухне снова пахло травами. И Эвка… — он с тоской посмотрел на тестя. — Тогда, в начале июня, мне показалось, что ничего злого в действиях Ирены нет. Может быть, я был слишком самонадеян — решил, что непременно ощутил бы зло. Может, стоило сказать раньше… — он смущённо умолк, а когда решился снова взглянуть на водяного, с удивлением увидел, что тот усмехается.

— Пан Максимилиан, я как-то вас не спрашивал прежде — там, на родине, вы были женаты?

— Нет, — растерянно покачал головой парень.

— И внебрачных детей не было?

— Нет.

— Тогда понятно, — Кабурек ещё разок потрепал коня по переносице и легонько оттолкнул от себя лошадиную морду, показывая, что перерыв окончен. — Я-то это проходил трижды. Эвка скоро родит, вот и всё.

— Я понимаю, но…

— Да нет, не понимаете, — благодушно махнул рукой водяной. — Пока сами не проживёте это — не поймёте. Знаете, вы, надо сказать, хорошо держитесь. Когда я ждал первую дочку, иногда в страхе вскакивал посреди ночи и, чтобы не разбудить супругу, бежал на мельницу. Запускал колесо и начинал таскать туда-сюда мешки, чтобы нервы успокоить. Иногда до самого рассвета так возился. Ну, а со второй уже было легче.

Кабурек извлёк из сумки ещё два яблока, одно протянул зятю, от второго откусил сам. Прожевав, он заметил:

— Что же касается Иренки — я ей верю. Я бы ни за что не пустил в дом того, кому не доверяю.

— Но меня-то вы пустили, — напомнил Максим. — Увидели впервые в жизни — и пустили.

— Вас ведь прислал Отто, а я точно знаю, что Отто ни за что не отправил бы ко мне в дом кого попало, — пожал плечами водяной. — А Иренку мне порекомендовал надёжный водяной. Ну а чары… Помаленьку в наших краях ворожит чуть ли не каждый. У вил, как и у