Повернув голову, я увидел Полину. Девушка спала, свернувшись калачиком на земле рядом. Под головой — сложены ладошки, лицо осунулось от бессонной ночи, каштановые волосы разметались по лицу. В стороне находился скомканный плед. Она действительно не отходила ни на шаг, охраняя моё погружение.

Сердце сжалось от неожиданной нежности. В этот момент она напомнила мне мою дочь Астрид — такая же упрямая, такая же преданная. Я осторожно присел рядом со спящей девушкой, наблюдая, как последние лучи заката окрашивают небо в багровые тона. Полина мирно посапывала, завернувшись в плед, а на ближайшем камне дремал Скальд, спрятав голову под крыло.

— Эй, соня, — мягко тронул я её за плечо. — Пора возвращаться.

Белозёрова вздрогнула, резко села и тут же схватилась за голову.

— Ой… Я что, заснула? — Она потёрла затёкшую шею, морщась от боли. — Прохор! Ты в порядке? Как прошло погружение?

— Лучше, чем ожидалось, — улыбнулся я, помогая ей подняться. — Спасибо, что охраняла.

Девушка покраснела, отводя взгляд.

— Глупости. Я просто… не могла уйти. А вдруг бы что-то пошло не так?

«О, какая трогательная картина! — раздался сонный голос Скальда, который приоткрыл один глаз. — Барышня сутки караулила, а некоторые даже спасибо не сказали! И где мои орешки за моральные страдания? Я тут чуть с ума не сошёл от беспокойства!»

«Ты спал как убитый», — заметил я.

«Это защитная реакция организма на стресс! — возмутился ворон. — Ты хоть знаешь, как тяжело наблюдать, как твой хозяин превращается в каменную болванку? Мои нервы не железные!»

Полина широко улыбнулась.

— Давайте уже возвращаться.

Обратная дорога прошла в молчании. Гидромантка то и дело бросала на меня обеспокоенные взгляды, но я чувствовал себя превосходно. Связь со стихиями стала настолько глубокой, что я ощущал каждый камешек под копытами лошади, каждую металлическую пряжку на сбруе.

На следующее утро я проснулся от настойчивого звонка магофона. На экране высветилось имя Петра Стремянникова.

— Прохор Игнатьевич? — раздался взволнованный голос юриста. — Поздравляю! Только что получил официальное уведомление — канцелярия одобрила присвоение статуса острога вашему поселению. Отныне оно официально именуется Угрюм!

Я сел на кровати, прогоняя остатки сна.

— Так быстро? Вы же говорили, что процесс займёт недели.

— Видимо, кто-то замолвил за вас словечко, — в голосе адвоката слышалась улыбка. — Документы я вышлю курьером, должны прибыть через пару дней.

Не успел я положить трубку, как в дверь постучали.

— Войдите!

В комнату вошёл Игнатий, на его обычно сдержанном лице играла широкая улыбка. Рукава рубахи были закатаны, руки перепачканы в каменной пыли.

— Прохор, сынок! Есть новости из шахты! — Платонов-старший явно с трудом сдерживал волнение. — Рабочие рыли штрек и добыли первую руду! Почти случайно наткнулись на жилу. Семь килограммов породы с примесями! Сумеречной сталь, без сомнений!

Я вскочил с кровати и начал судорожно натягивать рубаху.

— Где образец?

— Там остался.

Мы быстро отправились к шахте, где уже собралась толпа любопытных. На деревянном столе лежал увесистый кусок руды, поблёскивающий характерными серо-синими прожилками.

— Вот она, красавица, — отец провёл рукой над камнем, словно благословляя. — Первая ласточка нашего будущего богатства.

Я взял образец в руки, чувствуя, как моя новая связь с металлом откликается на присутствие Сумеречной стали. Руда пела в моих ладонях древнюю песню земных недр.

— Это нужно отпраздновать! — воскликнул кто-то из рабочих.

Все они до единого были связаны магической клятвой, чтобы не допустить распространение слухов.

— Верно! — поддержал другой. — Не каждый день такое случается!

К вечеру весь Угрюм гудел как растревоженный улей. Официальным поводом для торжества стало получение статуса острога, а вовсе не добытая руда. Это решено было сохранить в тайне.

На площади поставили столы, женщины готовили угощение, мужчины выкатили бочонки с элем и медовухой. Отец Макарий произнёс молитву о благополучии нашего острога.

— За Угрюм! — поднял я кружку. — За всех, кто верил и трудился!

— За воеводу! — откликнулась толпа.

Праздник набирал обороты. Юные ученики и ученицы нашей академии смогли создать пару символических всполохов энергии, чем привели в восторг свою родню. Валькирии под руководством Евдокима продемонстрировали показательную стрельбу по мишеням. Дети бегали между столов, таская сладости, а бабка Агафья рассказывала старинные байки.

«Эх, жить — хорошо! — прокомментировал Скальд, восседая на моём плече и расправляясь с очередным орешком. — А хорошо жить ещё лучше! Руду добыли, статус получили. Может, теперь ты станешь щедрее на угощения для своего верного фамильяра?»

«Не наглей», — усмехнулся я, подкидывая ему ещё горсть.

Альбинони, уже изрядно захмелевший, затянул итальянскую песню, размахивая кружкой. Бывшие пленники из лечебницы держались группой, но постепенно втягивались в общее веселье. Даже обычно сдержанная Ольтевская-Сиверс позволила себе улыбнуться, наблюдая за плясками.

Следующие семь дней пролетели в трудах и заботах. Каждое утро я получал донесения от наших людей, отправленных в деревни Ракитина, и с удовлетворением наблюдал за прогрессом.

В первый день наши маги прибыли в Иванищи — главное поселение Ракитина. Встреча прошла настороженно. Местные встретили геомантов с благоговением — для простых крестьян маги, способные управлять камнем, были сродни чудотворцам. Грановский уже ждал их с готовыми чертежами. После осмотра местности началась расчистка площадки под центральную цитадель. Тимур Черкасский выжигал пни и корни своим огнём, превращая их в пепел за считанные минуты.

Параллельно силами местных шло укрепление частокола по нашему примеру с засыпкой щебня и земли между рядами брёвен. Наши также показывали, как правильно заострять колья под определённым углом, как располагать их для лучшей защиты. Поначалу местные ворчали — мол, и так двадцать лет стояло, чего менять? Но когда Ракитин сам взял в руки топор и начал работать по новой методике, ворчание прекратилось.

На второй день геоманты приступили к возведению первого этажа блокгауза. Василиса и Вельский работали в паре, выстраивая массивные каменные блоки, а Вершинин и Солова сплавляли их в монолитную конструкцию. К вечеру глухая каменная коробка без единого окна или двери выросла на четыре метра. Ракитин лично участвовал в работах, таская воду для уставших магов.

В тот же день в Угрюме я устроил вторую учебную тревогу. На этот раз результаты порадовали — дружина заняла позиции за одиннадцать минут вместо прежних семнадцати, арсенал открыли вовремя, а командиры действовали слаженно.

Третий день принёс первые