и даже более ипостасях — и как Дева Морката, не знавшая Хморока, и как его верная жена. 
Человеческий смертный разум не может постичь божественной логики, на то она и божественная. Но вот почему сама Морката никак не разберётся с этим? Это довольно странно…
 Ведь я заметил, что холод Креоны не причинял вреда пайнке. При этом от девы практически не было магического фона — она была обычной воительницей, просто очень крепкой духом. Да, сила воли человека может творить чудеса и даже противостоять магии… Ну, в разумных пределах.
 Получалось, сама богиня не даёт применять магический холод против пайнских дев.
 Мановением руки я снял с Креоны воздушный щит:
 — Креона, давно вы воюете с ними? — я кивнул на пайнку, — Они всегда были неуязвимы перед вашей магией?
 — Варвар, как ты смеешь затыкать мне рот⁈ Да в моркатов нужник твои вопро… — договорить я ей не дал, снова закрыв.
 Теперь была очередь пайнки.
 — Как тебя звать?
 — В навозную кучу твои вопросы, отродье изгнан… — и она не договорила.
 Я выдохнул. Открыл Креону:
 — Хорлова!…
 Закрыл. Открыл пайнку:
 — Моча северного оленя!
 Закрыл…
 — А мне нравится, — признался Виол, — Вот бы мне управлять такой магией. Это ж какую музыку можно создавать? Как свет — зажёг и погасил, зажёг и погасил, — он начал водить пальцем, словно дирижировал хором, — Хор… Моча… Хор… Моча… Ча-ча-ча!
 От скуки я вернулся к освоению превращения в огонь. Лука на этом поприще уже делал большие успехи — мог превратить палец в свет. Но дальше этого пока не заходило.
 Креону я, конечно, долго держать в молчании не стал. И она, к счастью, вполне успокоилась, сидела тихо, не выпуская из рук потрёпанный фолиант. Лишь наблюдала за тем, как Лука, наигравшись со светящимся пальцем, снова вернулся к созданию дудки.
 Пайнку я не выпускал из купола тишины, и она, недовольно поджав губы, тоже наблюдала, как мальчишка её же ножиком вырезал дырочки в заготовке.
 — По нашей вере… — вдруг сказала Креона, заставив всех нас повернуть головы, — По нашей вере мы не можем причинить пайнским девам вреда, потому что Морката не хочет осквернять магию холода. Она не хочет прикасаться к ним, спасая нас от этой ереси.
 Я усмехнулся. Оказывается, как можно всё перевернуть… А жрецы у них в храме не зря свой хлеб-то едят.
 — Что за книга?
 Креона обняла её так, будто хотела скрыть от наших глаз.
 — Это Первое писание, отданное богиней луны и холода первой лунной сестре… Она и стала первой верховной жрицей, первой настоятельницей Храма Холода, и это было много-много лет назад, ещё до войны севера с югом. Сменились уже десятки настоятельниц, передавая книгу из рук в руки.
 Её пальцы ласково огладили корешок, но тут же Креона стиснула кулаки, будто побоялась собственной дерзости.
 — Я видела эту книгу лишь на главном алтаре. И даже подумать не могла, что эти мрази посмеют… — её голос сразу исчез за завесой, и Креона несколько секунд в упоении ругалась, пока до неё не дошло, что она опять наказана тишиной.
 Вдруг подала знак пайнская дева. Она нашла в себе силы подняться и сесть по-воински, скрестив ноги.
 — Меня зовут Рогнеда, я дочь нашей верховной матери, — сказала она, едва я снял щит, — Сын изгнанников, помоги мне бежать обратно в мою страну, и я скажу матери, что ты помог мне. И быть может, твой грех будет прощён.
 — Нет, спасибо, Рогнеда, — я поморщился.
 — А красивое имя, — признался Виол.
 — И тётя красивая, — кивнул Лука.
 На пайнку эти слова не произвели никакого впечатления. Да и откуда — она росла в совершенно другой культуре, и комплименты никак не трогали чёрствую женскую душу.
 Бард сразу это понял и потерял интерес к воительнице. Но я всё же спросил:
 — Почему броссы — изгнанники?
 — Потому что много-много лет назад вы были изгнаны из наших лесов. Тогда-то мы и поклялись, что больше ни одна нога мужчины не ступит на земли Пайниландии.
 — Ну да, ну да, — буркнул бард, — А я слышал историю, что это броссы погнали вас с Бросских Гор.
 — Да как ты!..
 Это вызвало новую волну гнева, но пайнка под завесой тишины быстро остыла. Ей тоже не нравилось, что её ругань никто не слышит.
 Наконец, и Креона, и Рогнеда, наученные моей непреклонностью, научились молчать сами, без магии.
 — А теперь главный вопрос — зачем ты утащила писание из Храма Холода? — спросил я, — Вы же считаете их веру ересью.
 — Да тут и думать не надо! Чтобы сжечь его и уничтожить нашу… — начала было Креона, но тут же, надув губы, замолчала, увидев мой взгляд.
 — Мне приказала наша верховная матерь, — нахмурившись, ответила Рогнеда, — Украсть и принести. И уж поверь, морозная шлю… — она сама хапнула воздуха, упреждая мою реакцию, и продолжила более спокойно, — Поверь, я бы с удовольствием сожгла эту гадость, но матерь приказала не трогать её, а лишь принести.
 — Видит Маюн, ты её так закутала, что тебе было приказано беречь эту книгу.
 — Да что ты понимаешь, гряз… Уф! — Рогнеда медленно выдохнула, — Да, мне даже нельзя было ни намочить, ни запачкать.
 — Не находишь это странным?
 — Нет. Таково веление богини, Девы Моркаты, и не моё дело это оспаривать.
 — А что за веление? — спросил бард.
 — Принести книгу, — удивлённо повторила Рогнеда, — Вы меня слушали, восточные остолопы?
 — Северная твоя красота, — Виол даже не смутился, — Ну ведь мы оба понимаем, что ты что-то знаешь. Наверняка слышала от верховной матери, и тебе есть что рассказать.
 Пайнка рассказывать явно не хотела.
 — А я тебе ещё лепёшку дам, — вдруг сказал Лука. И словно в ответ громко заурчал живот у Рогнеды.
 Ломалась она недолго.
 — Ваша вера… — с вызовом сказала она, глядя на Креону, — … оказалась настолько податливой, что позволила войти в ваши храмы чёрной южной скверне.
 Возмущённую Креону я сразу закрыл щитом и с интересом спросил:
 — Это ты о чём?
 — Наверное, о том жреце из Межемира, — сказал Виол, — Это же он Храмовников Яриуса переучивал, значит, и в Храм Холода послал людей…
 — Да. В наши леса их миссионеры