Именно на основе разработок Лосева в соседнем отделе ОКБ-5 уже кипела работа над быстродействующей счетной машиной. ЭВМ — это нервная система будущей экономики. Она нужна абсолютно везде: для баллистических расчетов, планирования операций, расшифровки кодов, для управления плановым производством.
Проект возглавил молодой математик, которого я нашел в Академии наук — талантливый молодой человек с холодным, логическим умом и даром предвидения. Их машина, занимавшая целую комнату и состоящая из тысяч мерцающих лампочек и переключающих реле (транзисторы Лосева были еще слишком дорогими и ненадежными для такого масштаба), была далека от персональных компьютеров моего времени. Но она работала и могла за считанные минуты производить расчеты, на которые у целого штата «счетчиц» с арифмометрами ушли бы недели.
Я приходил в ОКБ-5 вечером, без свиты и отзывов. Бродил по гулким коридорам, вдыхал этот ни с чем несравнимый запах зарождающегося будущего. Я смотрел на сосредоточенные лица инженеров, склонившихся над осциллографами, на мерцающие огни прототипа компьютера, и понимал, что именно здесь, а не в кабинетах на Старой площади, закладывается фундамент грядущей победы.
Моя задача была проста: оберегать этих людей от бюрократов, выбивая для них дефицитные материалы, уберегая от косых взглядов чекистов, вечно ищущих везде «вредителей». Я был их щитом, их «крышей», их связью с большой властью.
Они не знали, откуда у меня такие точные и порой пророческие идеи. Для них я был просто хорошим руководителем, начальником, который понимал их с полуслова и всегда был на их стороне. А я, глядя на эту работу, чувствовал себя путешественником во времени, получившим невероятный шанс подтолкнуть историю, помочь ей срезать острые углы и быстрее выйти на правильную дорогу. И каждый новый щелчок реле в счетной машине, новая собранная рация «Север» были для меня подтверждением того, что я на верном пути.
В 1933 году закончилось создание и системы МТС — она стала, зримой и осязаемой реальностью. По всей стране, от Украины до Дальнего Востока, возникло множество промышленных островков, несущих прогресс в бескрайнее крестьянское море. Укомплектованные новыми, надежными тракторами, собранными на заводах, получивших станки от ЭНИМСа, и имеющими рембазы с нашими универсальными станками, МТС превратились в становой хребет сельского хозяйства, центры технической грамотности, школы для вчерашних пахарей, которые садились теперь за рычаги стальных коней. Моя идея сработала: централизованное, грамотное использование техники оказалось на порядок эффективнее, чем если бы эти же трактора были просто розданы по колхозам, где их бы неминуемо «угробили» за один сезон.
Успехи в деревне, усиленные бурным ростом промышленности и технологическими прорывами в данных отраслях, сказались и на моем положении. Тихо и незаметно, без громких назначений и публичных похвал, мой авторитет в аппарате ЦК вырос до немыслимых еще год назад высот. Когда я входил в кабинет на Старой площади, со мной здоровались за руку. Мое мнение по техническим и экономическим вопросам теперь имело вес, сравнимый с мнениями таких титанов, как Каганович или Молотов. Со «старыми товарищами» у меня сложился некий творческий симбиоз: они занимаются идеологией, партийным строительством, карательными органами, я же стал олицетворением другой, новой силы — технологий, проектирования, индустриальной мощи. Сталин, воочию убедившись в том, что мои проекты приносят настоящие, осязаемые плоды, все чаще привлекал меня к обсуждению ключевых вопросов пятилетки. Надо заметить, Хозяин никогда публично меня не хвалил, но при этом, всегда очень внимательно слушал меня, не перебивая и задавая много уточняющих вопросов, и часто — очень часто — после моих докладов он принимал решения в предложенном мной ключе. И это было красноречивее любых слов и наград.
Страна получила передышку. Впереди было примерно пять-семь лет относительно спокойной, созидательной жизни, когда можно было превратить закупленные заводы в работающие промышленные гиганты, перевооружить армию, поднять уровень жизни людей. Семь лет мира. Не более.
Увы, но во внешнем мире все шло своим чередом: 30 января 1933 года рейхпрезидент Гинденбург назвал канцлером Германии Адольфа Гитлера.
Глядя на зернистую фотографию этого человека с нелепыми усиками и безумным взглядом на передовицах газет, я ощущал, как холодная, тяжелая ненависть заливала мне душу. Я сделал все, что мог здесь, внутри страны — спас ее от голода, дал толчок ее промышленности, я направил ее науку по верному пути. Но я был бессилен изменить ход мировой истории, не мог вытравить из душ миллионов немцев тот ядовитый корень реваншизма, из которого, как на дрожжах, взошла эта коричневая чума. Та самая, в борьбе с отзвуками которой я погиб в далеком 2024 году. Впереди был поджог Рейхстага, Хрустальная ночь, аншлюс Австрии и расчленение Чехословакии. Все мои достижения, все наши успехи — это была лишь отсрочка, лишь выигранное время. Будущая большая война неизбежна.
И надо провести ее так, чтобы никому и в голову не пришло повторять закидоны господина с косой челкой.
Но это уже — другая история.
