— Я… — Он замялся, бросил взгляд в сторону кухни и резко развернулся. — Сейчас, — бросил коротко, почти себе под нос, и вышел, закрыв за собой дверь чуть громче, чем, наверное, собирался.

Я моргнула, всё ещё не до конца веря, что это была реальность, а не какой-то фрагмент из книги. Но скрип половиц и хлопок двери были вполне убедительными.

Прошло меньше минуты, как дверь снова открылась — и жандарм вновь появился в дверном проёме. Теперь уже с коробкой в руках, пахнущей чем-то аппетитным. Вид у него был немного напряжённый, словно мужчина спорил сам с собой весь путь от кухни до этой комнаты.

— Ужин… на столе, — буркнул он и тут же злобно зыркнул в мою сторону, будто я опять сделала что-то не так. Хотя я даже не вставала со стула.

Жандарм поставил коробку на ближайшую поверхность, резко повернулся и вышел. Входная дверь захлопнулась с таким звуком, словно подчеркнивала окончание визита. Или — начало чего-то странного. Я осталась сидеть, моргая в растущей тишине. Что это вообще было?

Медленно поднявшись, прошла по комнате, ведомая лёгким ароматом тушёного мяса и свежей выпечки. На столе теперь стояли аккуратно разложенные блюда. Всё было в двойном экземпляре — и еда, и приборы. Он явно собирался поужинать со мной, но передумал. Или…

Или, может, этот странный законник ещё вернётся? Я постояла, прислушиваясь. Дом молчал. В стенах потрескивали доски, на кухне капала вода, а внутри поселилось странное ощущение. Не тревожное, нет. Просто... неожиданное.

Пожав плечами, я подошла ближе. Горячее, свежее, и пахло невероятно вкусно. Голод, разбудившийся внезапно, уже не оставлял шанса.

— Он как хочет, а я поем, — пробормотала и, не раздумывая больше, взялась за ложку.

Ужин оказался на удивление вкусным. Пахло так, будто кухню околдовали — и, может, так оно и было. На тарелке лежали кусочки нежнейшего тушёного мяса в густом соусе с ароматом душистых трав, рядом — пюре с хрустящей золотистой корочкой и хлеб, ещё тёплый, словно только что из печи. Был даже компот, в котором угадывались спелые ягоды. Я не удержалась: села за стол и принялась есть, не церемонясь, будто на моей памяти это был первый нормальный ужин за целую вечность.

То ли еда действительно была восхитительной, то ли я была настолько голодной, что любое блюдо показалось бы кулинарным чудом. Но с каждой ложкой внутри становилось теплее, спокойнее, будто сама реальность — эта странная, новая — немного смягчилась.

Поев, я аккуратно убрала со стола как могла — вытерла крошки, отнесла посуду на кухню и вымыла, убедившись, что не оставила после себя ни беспорядка, ни следов ненужного присутствия.

Потом направилась в предоставленную мне комнату. Свечи там продолжали гореть — и это было странно. За всё время моего отсутствия фитили не прогорели, а воск не растёкся. Магические? Возможно. Огонёк был ровный, мягкий, будто специально настроенный на уют. Он не резал глаза, не бросал в углы зловещие тени, только тихо колыхался, напоминая дыхание живого существа.

Я подошла к кровати и, не раздеваясь, устроилась на краешке. Не хотелось терять бдительность — мало ли что. Всё же я находилась в чужом доме, и чувствовала себя здесь хоть и в относительной безопасности, но всё равно немного настороженно.

На коленях у меня вновь оказалась книга. Несколько страниц — и вот я снова в тексте, в мире, где всё подчинено сюжету, а не прихотям реальности. Но на этот раз чтение не увлекало, а убаюкивало. Строчки начали расплываться, буквы теряли чёткость, мысли ускользали. Я зевнула, прижала книгу к груди… и незаметно погрузилась в забытие.

Сон подкрался осторожно — мягко, словно шёлковое покрывало, — и укутал сознание. Но покой продлился недолго. Вместо уютной дремоты воображение нарисовало совершенно иную картину.

Мне снился Кристиан.

Он пробирался где-то среди серых скал, выжженных солнцем и ветром, хищно торчащих из земли, будто кости древнего чудовища. Вокруг было мрачно и глухо, небо низкое, тяжёлое, как будто готовое рухнуть. Герцог двигался быстро, почти на пределе своих сил — раненый, измождённый. Я чувствовала это, хотя не могла сказать, откуда именно.

Его лицо было сосредоточено и мрачно. В глазах — напряжение, злость, и что-то ещё... страх? Нет, не за себя. Его Светлость держал в руке меч, грязный и скользкий от крови. Вся одежда мужчины была в бурых пятнах — застаревшая кровь, чужая и, возможно, его собственная. Волосы прилипли к вискам. Он дышал тяжело, почти рыча, оглядывался, будто ожидал удара в спину.

Тем временем из расщелин между скал вылезали странные существа. Полупрозрачные, будто сотканные из дыма, но с жутко блестящими глазами и когтями, что звенели по камню. Они окружали его — медленно, методично, словно стая охотников.

Кристиан сделал шаг назад, споткнулся, взмахнул мечом — и в этот момент одна из тварей прыгнула вперёд…

Я вскрикнула во сне и резко села на постели, сердце колотилось, дыхание сбилось, а в голове всё ещё звучал отзвук металлического лязга и глухого рёва. Свечи всё так же горели, не мигая. Комната была тиха. Но ощущение тревоги не отпускало.

Кристиан…

Что это было? Сон? Видение? Или предупреждение? Мысли ускользали бесследно, а за окном уже поднимался рассвет — новый день вступал в свои права, тихо, но неотвратимо.

Кристиан Виери

Утро выдалось хмурым, но тёплым — воздух с самого рассвета стоял душный, парной, как будто над землёй нависла невидимая крышка. Быстро умывшись и пригладив волосы, я открыл скудный шкаф и выбрал лучший из имеющихся комплектов одежды — тёмно-серый жилет с простыми, но чистыми рубашкой и брюками. Всё ещё выглядело не слишком знатно, но по крайней мере прилично. В город всё-таки.

Затем я подошёл к старому буфету, где под одной из досок хранился тайник. Потайная ниша щёлкнула, открывая крохотный отсек. Внутри лежали три серебряных монеты и горсть меди — тридцать медяков, если быть точным. Это был весь мой личный капитал. Я пересчитал их привычным жестом. Потом достал мешочек с серебром, полученным от барона Рауди и маркизы Луарийской — восемнадцать монет. Вместе — двадцать одна. Этого должно хватить.

Семнадцать серебряных монет — так указано в бланке — составлял налог за владение рабыней. Именно из-за этой бумаги всё и завертелось. Меня втянули в историю, из которой выбраться