— Как он поступил… — едва слышно сказала Иннис. — Вот как он поступил, Астрид.

И она рассказала о том, как много лет назад одна юная служанка забеременела от графа. Граф велел служанке избавиться от «пуза», и девица отправилась к известной в округе травнице. Травница посоветовала не избавляться от плода, а устроить с помощью него свою дальнейшую жизнь. Девушка травницу послушала, плод травить не стала, и в положенный срок родилась прехорошенькая девочка.

Травница сообщила о родах жрецу, а также о том, кто отец, и жрец пошел к графу разбираться. Жрец не мог заставить графа признать ребенка, но хотя бы убедил того выделить какое-никакое содержание матери и ребенку, а также записал дитя под каэрским именем – Инесс. Однако для всех остальных Инесс была просто Иннис, дочкой служанки.

Служанка умерла рано, от болезни, а Иннис оставила у себя та самая травница. Она только рада была назвать хорошенькую и умненькую девочку своей внучкой и охотно учила врачеванию, надеясь, что та потом продолжит ее дело. А еще – распоряжалась деньгами, которые приходили на ее содержание от графа.

Благодаря травнице Иннис хорошо знала историю своей бедной матери и имя своего отца – а также свое место. Она росла, как и ее знания, и становилась все более нужной – и простолюдинам с их хворями, и зажиточным горожанам, и даже каэрам. Только вот в замок графа ее никогда не звали. Таково было условие Тавеншельда: он дает Иннис деньги, но та никогда не появляется в его жизни. Но когда младший сын графа тяжело заболел, он, опасаясь за его жизнь, пустил-таки Иннис в замок, и травница вылечила парня. А тот втрескался в нее по уши, проходу не давал. Пришлось сказать правду – что Иннис его единокровная сестра и им никак нельзя быть вместе.

Графский сын не сразу поверил ей, но потом сам же стал требовать у отца признать ее своей дочерью. Однако этим упрямый идеалистичный парень сделал Иннис хуже: графиня, прознав об этом, жестоко «отомстила» девушке. Ее объявили лгуньей и продажной девкой, которая распускает о графе грязные слухи, и выпороли при всем народе. Граф Тавеншельд мог бы заступиться за Иннис, но, видимо, не захотел портить свою репутацию, ведь защитить Иннис значило бы признать свои грешки.

Потому он позволил выпороть ее. Отрекся окончательно. А идеалистичный сын графа, который раньше так пылал жаждой помочь Иннис, был отправлен подальше и больше не горел желанием восстановить «семейные узы». Даже травница, у которой Иннис училась делу и в чьем доме жила, отреклась от нее.

— …Сказала напоследок, что я такая же, как и моя мамаша-дура, — закончила Иннис горько.

— Она просто жадная циничная тварь, ничем не лучше графа, — не сдержалась я.

— Пустое, — махнула рукой подруга. — Я всегда знала, что она зарабатывает на мне, поэтому меня не сильно ударило ее предательство. И о том, что многие каэры, удавятся за свое золото, власть и положение. И все равно никогда не забуду и никуда не прощу, — прошептала она. — Никогда не прощу!

— Тавеншельд себе же сделал хуже, — сказала я, — он мог бы обрести прекрасную дочь, а вместо этого повел себя как скотина. Не будем о нем больше. У тебя отличный муж и замечательные мальчишки. Надо бы вернуть тебя им поскорее, да?

— Надо бы, — сдавленно ответила Иннис.

***

У нас хватило времени поговорить не только о Тавеншельде, но и в целом о прошлом Иннис. Бабка-травница надеялась слепить из нее свою копию: цепкую, расчетливую, хитрую хранительницу каэрских тайн. Главным правилом было помалкивать о том, кто приходил и чего хотел.

— …Чего только я не повидала за то время, — поделилась Иннис. — Не всегда к нам приходили за лекарствами, бывало, и за отравой.

— И ты продавала яды? — спросила я.

— Нет. Травница опасалась допускать меня до таких дел, выговаривала за мягкосердечие и трусость. Но секреты ядов я выучила.

— Поэтому решила, что меня травил муж?

— Травил, — уверенно сказала она. — Теперь, когда ты цветешь и сияешь, я могу поклясться в этом. Трав, которые могут вызвать выкидыш, немало, но многие из них опасны лишь во время беременности. Ты же выглядела плохо и после, но не ходила в туалет кровью, и тебя не рвало. Похоже на действие настойки блоховника, который растет по берегам рек. Вкус у настойки яркий, но если добавлять понемногу в другие отвары или еду вместе с чесноком, сразу и не определишь. Здоровье будет медленно, но неизбежно ухудшаться, беременность не наступит.

— Блоховник, — повторила я, запоминая.

— А вот возродила в тебе женщину настойка клевера. Захочешь родить дитя – залей немного шалфея кипятком, дай немного настояться и пей пару раз в день по чуть-чуть. Отвар из лепестков розы или облепихи тоже поможет.

К двери подошли, и кто-то за ней скрипучим голосом проговорил: «Пора!»

Оставлять подругу вот так было ужасно, но я ничего не могла поделать. Мы с Иннис обнялись, и я вышла. Тюремщик запер дверь камеры, а я двинулась к лестнице. Поднявшись по ней, я вышла в ночь, чью темноту разгонял лишь один зажженный у входа факел. Там же стоял Бринмор, максимально не гармонирующий с мрачной обстановкой.

— Ваше Сиятельство, — сказала я прерывающимся голосом и присела в глубоком поклоне, — ваша помощь неоценима, но каждый день в темнице губит мою подругу. Холод очень опасен для здоровья, а темнота портит зрение. Она невиновна, но не сбежит, клянусь вам всеми богами! Она терпеливо подождет вашего решения и решения жрецов, так зачем эти мучения? Переведите ее в другое место, где сухо и тепло, где есть свет.

— Я говорил уже об этом представителям Магистрата, но на них давят еще и жрецы.

— Разве отец Бенедикт в состоянии давить на человека вашего положения? Вы ведь можете угомонить их всех, только упомянув принца, и мою подругу отпустят сразу же.

— Откуда мне знать, что ваша подруга ни в чем не виновата? Я должен полагаться лишь на ваши слова и клятвы?

Резонно. Но паршиво. И странно, ведь несмотря ни на