— Конечно! Романтика! — ее глаза сияли.

— Ну, я думал больше про складные стулья и рыбалку, но закаты, так и быть, тоже подойдут.

Она игриво ударила меня по плечу.

— Мужчины! Только о рыбалке и думаете!

Дома, едва за нами закрылась входная дверь, игривое настроение мгновенно улетучилось. Вероника буквально набросилась на меня.

Три дня разлуки, наполненные тревогой за меня и напряженной работой, дали о себе знать. Она бросила сумку на пол, обвила руками мою шею и впилась в губы долгим, голодным поцелуем.

— Соскучилась, — прошептала она, отстранившись лишь на мгновение, чтобы отдышаться, и тут же начала нетерпеливо расстегивать пуговицы на моей рубашке.

В этот момент не было ни Гильдии, ни интриг, ни пациентов. Была только она. Запах ее волос, тепло ее кожи, требовательность ее губ. Единственный диагноз, который имел значение прямо сейчас.

Ее поцелуи были жаркими, требовательными, исцеляющими. Руки скользили по моему телу, забирая остатки усталости и напряжения, оставляя взамен огненные следы желания. Мы добрались до спальни, в беспорядке сбрасывая одежду по дороге.

— Иди ко мне, — позвала она, откидываясь на прохладные подушки.

Я навис над ней, целуя шею, ключицы, спускаясь все ниже…

Утром у входа в больницу творилось что-то невообразимое. У ворот стоял массивный полицейский фургон Гильдии, переливаясь синими всполохами.

У крыльца собралась толпа зевак, а на ступеньках кучковались сотрудники в белых халатах, оживленно перешептываясь.

Именно в этот момент из дверей больницы стражники выводили двоих мужчин в магических браслетах, светящихся холодным голубым светом, — бледного, трясущегося заведующего аптекой Лопухова и багрового от ярости заведующего скорой помощью Панкратова.

— Ужас какой! — ахнула Вероника, инстинктивно прижимаясь ко мне. — Что происходит?

А вот и расплата. Мышкин не стал тянуть. Справедливость, пусть и в таком уродливом, публичном виде, все-таки существует.

— Видимо, какие-то серьезные проблемы с законом, — спокойно сказал я вслух.

В холле больницы царила полная суматоха.

Все бегали из стороны в сторону как ошпаренные, несясь с бумагами и историями болезни. Ничего не меняется. Стоило отлучиться на три дня, как здесь снова наступил локальный конец света.

— Илья! — Семен Величко пронесся мимо нас, едва не сбив с ног пожилую санитарку. — Рад тебя видеть, но мне дико некогда! Потом поговорим!

— Привет, Илья! — помахал рукой на бегу Максим Фролов, спешащий с каталкой в приемный покой.

— Разумовский! — из ординаторской, как фурия, выскочила Алина Борисова. На ее лице не было привычной язвительности, только деловая озабоченность. — Ты как раз вовремя! У нас полный аврал!

Из-за ее спины, выплыл Шаповалов. Выглядел он уставшим после бессонной ночи, но решительным, как полководец перед боем.

— А вот и наш владимирский герой вернулся! — он криво усмехнулся. — Рад тебя видеть, но сантименты и рассказы о подвигах — потом. Пора за работу!

— Что случилось?

— Половина терапевтов слегла со «стекляшкой», другая половина на вызовах, в городе начинается эпидемия. Теперь еще этот цирк с арестами. Больница на ушах, работать некому. Так что хирургия пока подождет. Будем закрывать дыры в первичке, на приеме. Держи! — он протянул мне коробку с латексными перчатками.

Я усмехнулся, с привычным щелчком натягивая на руки знакомую резину.

— Снова в окопы, на передовую? Будет весело.

— Двуу-у-ноо-ги-и-ий! — тут же раздался в моей голову счастливый голос. — Как круто, что ты вернулся! У нас тут полная ж…

Глава 17

Кабинет номер восемь, моя временная резиденция в отделении первички, встретил меня знакомым, почти родным запахом дезинфицирующих средств, бумажной пыли и чего-то неуловимо-тревожного, что всегда витает в воздухе во время эпидемий.

У двери уже выстроилась очередь из покашливающих и чихающих пациентов.

Яна, шустрая медсестра, с которой я работал еще в свои первые дни в первичке радостно улыбнулась, увидев меня.

— Илья Григорьевич! С возвращением! Как же я рада, что вы снова с нами! Без вас тут такое творилось!

— Что именно? — спросил я

— Да всё! Все наши терапевты на больничном со «стекляшкой», половина сестринского персонала тоже. А пациенты идут и идут, нескончаемым потоком!

Первым в кабинет, тяжело дыша, вошел пожилой мужчина с типичным набором жалоб — кашель, температура под тридцать восемь, ломота в теле и слабость. Классическое ОРВИ, ничего интересного.

Вот и вернулся к прошлому. От удаления редчайших опухолей у аристократов к банальным простудам у пенсионеров. Что ж, работа есть работа. Я выписал ему стандартный набор — противовирусное, жаропонижающее, обильное питье.

Следующая — женщина средних лет с жалобами на головную боль и скачущее давление. Потом молодой парень с острой болью в спине, сорванной на даче. Рутина. Механическая работа рук и мозга — послушать стетоскопом, посмотреть горло, пропальпировать живот, выписать рецепт.

— Кстати, Фырк, — мысленно обратился я к фамильяру, который уже успел материализоваться и устроиться на верхней полке шкафа с медикаментами, пока очередная пациентка монотонно рассказывала о своих многочисленных недомоганиях. — Я во Владимире встретил еще одного духа-фамильяра. Кошку по имени Шипа.

Бурундук, до этого момента лениво болтавший лапками, резко встрепенулся.

— Шипа? Ты сказал Шипа? — в его обычно ехидном голосе прозвучали совершенно не свойственные ему нотки. Тревога?

— Да. Полупрозрачная, голубая кошка с крыльями. Говорит, дух местной больницы. Знаешь ее?

— Я… нет, не знаю. Наверное, перепутал с кем-то, — Фырк явно пытался сменить тему, нервно перебирая лапками. — Смотри, у твоей пациентки явный гипертонический криз! Давление под сто восемьдесят!

Интересная реакция. Он не просто уклонился от ответа — он попытался активно переключить мое внимание на пациента, используя профессиональный триггер.

Слишком топорно, чтобы быть случайностью.

Он явно что-то скрывает, и это «что-то» связано с Шипой. Прямой вопрос не сработал, значит, нужно зайти с другой стороны. Сыграть на том, что я уже все знаю.

— Ладно, не важно. Она мне всё рассказала про вас, духов-хранителей. Про вашу природу, предназначение.

Я намеренно сделал эту фразу максимально расплывчатой. Пусть сам додумывает, что именно она могла мне рассказать. Если у них есть какая-то общая тайна, он сейчас обязательно себя выдаст.

Фырк съежился, опустив свои пушистые ушки.

— Всё рассказала? И про… про привязку тоже? —спросил он.

Бинго.

— Ну вот, — грустно вздохнул бурундук, и в его голосе прозвучало столько горечи, что мне стало его искренне жаль. — Теперь ты все знаешь.