все медали мира завоюем!
Так перешучиваясь и разговаривая о том и о сём, быстро приехали к спортивной школе. Люда стала расплачиваться с водителем, но он ни в какую не хотел брать деньги.
— Ты что, Люда, обижаешь! — возмутился мужчина. — Ты наша гордость, а я ещё буду с тебя деньги брать!
— Это не так работает! — настаивала Арина. — Несмотря на то, что я спортсменка, вы не обязаны возить меня бесплатно! Это же ваш труд! А каждый труд должен оцениваться! Это вы скорее можете обидеть меня, если не возьмёте плату за проезд. Поверьте, я с этой суммы в 80 копеек не обеднею. Возьмите, пожалуйста, деньги, не ставьте меня в неловкое положение.
Арина была права на все сто процентов! Именно так она на самом деле рассуждала и таких взглядов придерживалась. Заработал человек — он должен получить зарплату. Никто не обязан работать бесплатно или за пожатие руки! Поэтому она тогда и не стала отдавать чек с заработанной суммой — это была её плата за победу. Но и в отношении с другими людьми она придерживалась точно таких же принципов!
Арина закинула сумку на плечо и пошла через служебный вход в здание. Внутри, у двери, за столом привычно сидела техничка Олимпиада Андреевна.
— Люська! Ты вторую обувь принесла?! — первым делом без всякого уважения спросила ершистая старушка, которая, похоже, не слышала про то, что Хмельницкая стала чемпионкой мира. Для неё она по-прежнему была хулиганистая фигуристка Люська, за которой нужно постоянно следить, а то мало ли чего...
— Принесла, — улыбнулась Арина, открыла сумку, показала ей кроссовки для занятий общефизической подготовкой и пошла в раздевалку.
В раздевалке никого не было — время для тренировок было ранее, да и вообще, проводятся они сейчас или нет во время отсутствия Левковцева, Арина не знала. Спокойно положив коньки и вещи в свой шкафчик, Арина огляделась, увидев и ощутив прежнюю атмосферу учебной ледовой арены, хорошо знакомой ей. И даже запах здесь стоял такой родной! Запах тренировок! Запах известковых стен, деревянных полов, шкафчиков, пеньковых канатов и кожаных матов. Улыбнувшись, Арина хотела направиться в тренерскую, но не успела выйти: заявилась Соколовская.
Увидев друг друга, рассмеялись: Марина пришла в том же брючном костюме и туфлях, которые им подарили для похода в Кремль. Это, конечно, не было делом чем-то удивительным, так как одежда эта была новая, фирменная и, конечно же, ещё не успела надоесть, как прежние спортивные костюмы.
— Будем как близнецы, — рассмеялась Соколовская.
Она тоже приехала со спортивной сумкой и принесла всё для тренировок. Ответственно относится к своему делу!
— Ты какие программы будешь ставить? — спросила Арина.
— Я ещё не знаю, — помолчав, сказала Соколовская. — Ставить буду те, с которыми можно будет побеждать. Знаешь... Я всё-таки решила переходить в ЦСКА и переезжать в Москву.
— Что?.. — удивилась Арина, не найдя больше слов. Вот так огорошила Маринка с утра!
Хотя, удивляться было нечему. Всегда и во все времена после провальных выступлений, и даже не провальных, а после тех, которые не дали сбыться твоим надеждам, фигуристы меняли тренера. Потому что всегда кажется, что лучше там, где нас нет. В этом Марина была права. Жизнь одна, живёшь только один раз, и надо постараться полностью реализоваться в ней. Если не получилось здесь, нужно искать другие варианты для спортивной карьеры.
Очевидно, что Соколовская ехала на чемпионат мира с надеждой как минимум, на бронзу. Пятое место не могло её устроить: с каждым стартом Марина убеждалась, что ей по силам многое, и это было действительно так.
Однако такому, с точки зрения Арины, неожиданному решению для Марины, послужил вчерашний серьёзный разговор с отцом и расстановка жизненных целей... По-видимому, Соколовская заранее обозначила приоритеты в своей жизни. Возможно, ещё в Словении... А приехав, решительно донесла их до родителей.
... Когда Соколовская позвонила в дверь, отец и мать уже были дома, ужинали и сильно удивились, увидев в дверном проёме нарядно одетую дочь в сопровождении водителя с сумками.
— А вот и я! — рассмеялась Соколовская. — Рады?
— Конечно рады, Марина, что за вопросы! — ответил Владимир Степанович и, широко раскрыв объятия, подошёл к дочери, обняв её. Потом тут же подошла мама и тоже приезжала её к себе.
— Давай, детка, ужинать, — сказала Елизавета Константиновна. — Мы сейчас только недавно сели. У нас сегодня постный день — стерляжья уха и рыбный расстегай с сёмгой. Как раз для твоей диеты.
Семья Соколовских расселась за столом, и все как-то неловко замолчали. Постороннему наблюдателю могло бы показаться, что атмосфера прохладненькая, но у Соколовских почти всегда было так. В первую очередь из-за язвительности Маринки, которая легко могла взорваться и выйти из себя.
— Какие планы на будущее? — неожиданно спросил Владимир Степанович.
Директор Уралвагонзавода не привык скрываться и таить какие-то секреты. Он чувствовал, что дочь чем-то недовольна, и решил сразу же взять быка за рога. Пусть обозначит точки соприкосновения!
— Планы на будущее такие, — помолчав, ответила Марина и положила вилку с ножом на тарелку. — Мне очень обидно, что я осталась без медали. Очень. Конечно, есть что-то, компенсирующее этот факт — это уважение зрителей и болельщиков. Но мне этого мало, папа.
— И что ты собираешься делать? — осторожно спросил Владимир Степанович, уже примерно зная ответ на этот вопрос.
— Я думаю, предложение федерации о переезде в Москву, в школу Жука, до сих пор в силе, — уверенно сказала Соколовская. — Я хочу переехать в Москву и тренироваться в спортивной школе ЦСКА. Быть ближе к центру принятия решений в спорте и в жизни. Мне остался небольшой шаг до мирового признания, и нужно сделать его. По крайней мере, попытаться сделать это. Я всю жизнь буду себя корить, что у меня был шанс переехать в Москву и стать лучше, и я не использовала его.
Елизавета Константиновна с тревогой посмотрела сначала на мужа, потом на дочь. Женщина, абсолютно равнодушно относящаяся к фигурному катанию, не могла понять: неужели Марина говорит серьёзно о каких-то медалях, о каких-то центрах принятия решений. Очевидно же, что всё это фигурное катание — это детско-юношеская блажь, которая может с возрастом пройти. Но возразить она ничего не решилась, так как